ДНК гения
Шрифт:
Утро, которое начинается с неожиданной встречи с начальством, добрым не бывает, проверено!
Выглянув из-за угла, я получила возможность оценить крутой изгиб оттопыренных фалд начальственного пиджака. В последнее время Анатолий Эммануилович заметно поправился, а гардеробчик не сменил, и маловатый пиджак в крутом тылу шефа образует подобие ласточкиного хвоста.
Судя по тому, как этот хвост вертелся, Плевакин, стоя на пороге кабинета, активно жестикулировал.
– По-моему, нормально, выше уже не надо, – донесся
О чем они вообще разговаривают? О производственных показателях? Так я согласна с Димой – у нас с ним они вполне нормальные. Я иной раз за день полдюжины дел слушаю!
Мужчины в кабинете еще немного поспорили на тему выше-ниже, и наконец Анатолий Эммануилович довольным голосом произнес:
– Вот! Теперь хорошо.
– Значит, не о показателях, – пробормотала я и решила, что мне пора появиться на сцене.
– А вот и Елена наша Владимировна, звезда экрана, любимица прессы! – обрадовался Плевакин, обернувшись на мое вежливое «Всем условно доброе утро!»
Я вопросительно посмотрела на Диму. Он произвел классический выстрел глазами: в угол – на нос – на предмет. Предметом был кондиционер, продолговатое тело которого прямо сейчас закреплял на стене рабочий в комбинезоне.
– Это нам? – не поверила я.
Прошлым летом мы с помощником спасались от адовой жары холодным кофе гляссе и вентилятором. Причем вентилятор тот Дима купил на свои собственные деньги, потому что выбить финансирование на создание комфортного климата в кабинете у Плевакина было попросту нереально. Анатолий Эммануилович – очень, очень рачительный хозяин (говоря прямо – скупой). И тут вдруг целый кондюк…
– Тимео данатос? – тихонько спросила я у помощника.
– Эт доно ферентис, – подтвердил он.
Ага, значит, недобрые предчувствия меня не обманули, кондиционер – данайский дар, в комплекте с которым точно идет какая-нибудь редкая гадость.
– Готово. – Рабочий слез со стремянки.
Дима потискал пульт.
Кондюк вкрадчиво загудел и нежно дунул прохладой.
– Ну вот! – С видимым удовольствием подставляя сияющее улыбкой лицо под воздушную струю, Плевакин раскинул руки, как крылья, и сделался еще больше похож на планирующую ласточку – на редкость упитанную, надо заметить. – Теперь тебе, Елена Владимировна, не стыдно будет тут и саму королеву принять…
– А кто-то подал в суд на королеву? – заинтересовалась я, аккуратно обходя прохлаждающегося шефа. – Или это она?
– Про королеву ничего не знаю, а с делом короля балетной сцены тебе разбираться придется, это да, – ответил Плевакин, меняя расслабленный тон на деловой. – Роберт Гуреев, слышала о таком?
– И слышала, и как-то даже видела, – кивнула я, занимая свое рабочее место с видом «не мешайте мне трудиться, я очень-очень занята». – Но он же вроде умер?
– Вот то-то и оно! – Анатолий Эммануилович многозначительно воздел указательный палец. –
– Или не свои, – вставил Дима, очевидно, успевший ознакомиться с ситуацией.
– Или не свои, – легко согласился с ним Плевакин, разворачиваясь, чтобы выйти из кабинета. – Вот Елена наша Владимировна этот вопрос и решит…
– Что, у нас новое громкое дело? – Я с тоской посмотрела на помощника.
Он молча кивнул и развел руками – мол, а куда деваться?
Вот говорила мне мудрая бабушка – иди, Лена, в библиотекари, хорошая работа, спокойная, тихая… Читала бы я сейчас не дела, а романы… Эх!
«Герой не моего романа, – крутилось в голове у Натки. – Герой не моего романа…»
Кажется, это была цитата, но источника его Натка не помнила.
Или просто не знала…
Какая разница? Важно, что мысль была верной, и от понимания этого Натку корежило.
Лицо, к которому почти уже вернулась прежняя красота, само собой кривилось, как будто кто-то внутри Натки маленькими цепкими ручками растягивал вкось улыбку, превращая ее в оскал.
Натке хотелось зарычать. Или заплакать.
– Мам, ты чего? Лицо болит, да? Уйди в тень, тебе же вредно на солнце!
Набежавший Сенька ухватил Натку за руку, затащил под навес над поленницей и, пробормотав что-то укоризненно-снисходительное про глупых баб, опять умчался, оставив мать в компании бездушных осиновых чурок.
– Чурбан деревянный, вот ты кто, – сказала Натка, продолжая сверлить взглядом мужика на соседнем участке.
Сегодня к Сизовым приехали гости – то ли одна из бывших учениц, то ли просто добрая знакомая с семейством, включающим сына и мужа. На мужа-то этого Натка и таращилась, не в силах задавить в себе обиду и ревность.
Чужой муж был такой хороший, каким нипочем не стал бы ни один из многочисленных Наткиных мужиков.
Она, может, потому и не вышла ни за кого из них! Заранее знала, что толку не будет.
Хотя, если честно, это она твердо знала про Ростовцева и Предоляка, которые все-таки дозрели до того, чтобы позвать Натку замуж. Остальные не звали, ну и бог с ними, не больно-то и нужно было, своего идеального мужчину Натка еще не встретила.
А вот чужого идеального наблюдала прямо сейчас.
С соседями – Татьяной Ивановной и Василием Петровичем – Натка была в прекрасных отношениях, и к ее сыну бездетные Сизовы относились как к родному внуку… А, так вот откуда у Сеньки это добродушно-ворчливое «глупые бабы», он повторяет за дедом Васей! Усваивает его покровительственную манеру общаться со слабым полом… Ну и пусть, в отсутствие родного отца дед Вася для Сеньки – превосходный образец правильного мужика. Он добрый, заботливый, хозяйственный, не жадный, детей любит…
Совсем как этот вот, огорчительно чужой муж.