ДНК неземной любви
Шрифт:
Прошла мимо... Смерть...
И та монахиня тоже не умерла...
А Глеб Сергеевич... Глеб – старый, добрый, респектабельный, грузный, – он позвонил ей вчера вечером, просто позвонил вдруг и предложил встретиться.
«Ты свободна, девочка?»
«Да, сегодня я свободна, а ты?»
Он привез ее в свою квартиру на Осеннем бульваре, где когда-то жил с семьей, а теперь совершенно один, и взял... До спальни они не добрались, просто не дотерпели. Он был сильно возбужден и кончил быстро, но потом, уже в постели,
Немолодой уже мужчина...
Остро, болезненно, почти трагически переживающий свое одиночество.
Иногда Кристине становилось так жаль его, по-женски искренне жаль... Но любви к нему она не испытывала. Наверное, потому, что и с его стороны особой любви не наблюдалось.
Они там, в своих судах, в своих судебных департаментах – зачерствевшие, закосневшие в праве и процессуальном регламенте, что они знают о любви? Смешно даже думать...
Хотя, конечно, личная жизнь им тоже не чужда, не из камня же они сделаны, из глины, как и все прочие божьи твари.
Однако... и Кристина это знала – если Глеб Сергеевич и любил кого-то в своей жизни, то явно не ее.
– Вот этот галстук, Глеб. К этому костюму просто идеально будет.
– Спасибо, девочка моя, у тебя отличный вкус. Я вчера забыл тебя спросить, так обрадовался, что ты со мной, что совсем растерялся и забыл – как ты в Рим съездила?
Кристина завязала ему галстук. Зачем тебе знать, Глеб... Я уже рассказала об этом – тому, другому, совсем, совсем незнакомому человеку, который...
Это только благодаря ему я сегодня здесь, с тобой – такая довольная, такая счастливая...
Он успокоил, он нашел какие-то слова... да я и слов-то толком не помню, только взгляд, только прикосновение его руки, прямо колдовство какое-то, магия...
Случайная встреча – и страх смерти отпускает.
– Нормально съездили, но такой ужас был, прямо светопреставление – пыльная буря, представляешь?
– А, я слышал, по телевизору в новостях передавали.
– Глеб, а где та фотография?
– Какая фотография?
– Вот здесь, в изголовье стояла у кровати. Ты говорил, это фото твоей дочери. А теперь там Библия.
– Я ее убрал.
– А... хорошо... я просто подумала – столько лет прошло. И ты говорил... ты рассказывал мне о ней, помнишь? Бедная она... А как твоя жена?
– Она по-прежнему все там же – в монастыре. И не называй ее моей женой.
– Конечно, ты не сердись. Я понимаю, когда вот так туда уходят, то все связи обрываются и...
– Я звоню в ресторан, заказываю столик.
Кристина надела белье, потом чулки. Она не лукавила, ей было жаль Глеба Сергеевича.
– Можно мне Библию взять? Хочу погадать. Говорят, все сбывается, что выпадает по тексту.
Глеб Сергеевич подал ей книгу с бумажными закладками, но Кристина, чье сердце было сейчас, в данный момент, как никогда спокойно и безмятежно, уже не обратила на них никакого внимания.
ГЛАВА 27
РЕСТАВРАЦИЯ ПАМЯТНИКА
Покровское кладбище находилось почти сразу за МКАД, поблизости, по обе стороны Киевского шоссе располагались новые коттеджные поселки, здесь же, в низине между холмами, раскинулось и Мирное – старое подмосковное дачное место, теперь сплошь застроенное особняками за высокими заборами. Катя хорошо знала этот район и почему-то совсем не удивилась, когда увидела у ворот кладбища милицейский «газик» Видновского УВД и вылезавшего из него участкового Зайцева.
Эксперт Сиваков с участковым был тоже давно знаком:
– Приветствую, какими судьбами?
– Участок мой, шалят вот, – сказал майор Зайцев – верзила двухметрового роста и сущий флегматик.
– Дело пятилетней давности – убийство дочки судьи Верховного суда тут, в Мирном, подробности не помнишь? – с ходу попросту спросил эксперт Сиваков.
– Дочки судьи? А, Белоусовы... помню, не раскрыто дело до сих пор. Тут вот и похоронили ее, – майор Зайцев, кажется, не удивился, что его спрашивают о старом деле.
– А точно ее похоронили? – спросила Лиля Белоручка. – То есть... это она была, потерпевшая, без всякого сомнения?
– То есть как это? А кто же?
Катя не вмешивалась в разговор, оглядывала окрестности – маленький цветочный базар, ворота, контора под черепичной крышей, кирпичная стена вдоль шоссе, и там, вдали, – лес, темный лес.
– А кто же? – повторил участковый Зайцев. – Родители ее хоронили, много народа пришло. Он сам, судья, человек известный, сейчас вон шишка большая в Москве. Жена его тоже... она ж депутатом областной Думы была, а до этого сколько лет в мэрии проработала. Волевая баба, а только вот горе-то ее сломало. Переехало, как колесом.
– Мы на могилу приехали посмотреть, – сказала Катя. – А вы тут по каким делам? Кто шалит на кладбище?
– Да уж и не знаю, кто тут у нас завелся. Не местные, пришлые это, точно. Местным до такого непотребства не додуматься, – участковый Зайцев поморщился. – Постойте, я сейчас сторожа выдерну, он нам здесь все покажет, проводит.
Сторож появился через пять минут, что-то дожевывая. Смурной мужичок с красным носом и фамилией Полыхалов.
– Если вы по поводу того безобразия, то я знать ничего не знаю, я на больничном был, – с ходу бросил он.