До горького конца
Шрифт:
Он опустил руку на высоту ярда от земли, и с любовью поглядел вниз, как бы видя хорошенькую головку маленькой Грации.
Сердце мистера Гаркроса облилось кровью при этих словах, и прошло несколько минут, прежде чем он собрался с духом продолжать разговор. Некоторые слова из ответа фермера привели его в недоумение.
— Вы говорите о Ричарде Редмайне, как будто видели его недавно. Я слышал, что все семейство эмигрировало.
— Да, — отвечал фермер возмутительно растягивая слова, — семейство эмигрировало; Джим, жена его и два сына, славные рослые парни, каких мало. Они переселились в Австралию, где Ричард Редмайн купил именье за десятую долю его стоимости, как говорят. Они, то есть Джим, жена его и сыновья, уехали вскоре после
Мистеру Гаркросу пришлось выслушать историю Грации, рассказанную фермером по догадкам и с бесчисленными комментариями.
— Да, это была тяжкая утрата для бедного Редмайна, сэр, потому что дочь его была прекрасная девушка, — заключил фермер Гольби.
Мистер Гаркрос был принужден повторить свой вопрос.
— Я спросил вас, где теперь Ричард Редмайн, в Австралии или нет?
— Нет, сэр, нет. Ричард Редмайн не в Австралии. Джим, жена его и сыновья в Австралии, но Ричард Редмайн вернулся в отечество, и так изменился, что его узнать нельзя. В былое время мы провели с ним немало приятных вечеров за трубками и за домашним пивом, но теперь он не подходит к своим старым друзьям, и очень ясно им показывает, чтоб и они не подходили к нему.
— Так он дома, в Брайервуде?
— Да, он дома, и я видел его у калитки третьего дня, когда возвращался с ярмарки.
Нельзя сказать, чтоб это известие пробудило в Гаркросе чувство страха. Он не способен был бояться кого бы то ни было. Но тем не менее близость Ричарда Редмайна внушала ему необъяснимый ужас. «Из всех людей я избегал только тебя». Правда, что если бы даже они встретились лицом к лицу, было мало шансов, чтоб отец Грации узнал его. Его неосторожный подарок медальон с его портретом, был потерян. Грация сообщила это ему на пути в Лондон, рассказывая о своем страдании без него. Странно было ему вспоминать все это и думать о том времени, когда он считал возможным служить двум богам: светскому успеху и потребностям своей души.
Он решил, что встреча с Редмайном не грозит ему никакою опасностью. Медальон с его портретом, к счастью для него, был потерян; имя не могло также выдать его.
«Хоть на это пригодилась глупая перемена имени», — сказал он себе.
Между тем как он определял свое положение, раздался звонок к первому обеду, и множество лиц просияло радостными улыбками. Полковник Давенант думал было возвестить обед пушечным выстрелом, но так как эта мысль была отвергнута, он удовольствовался большим набатным колоколом, снятым с небольшой колокольни над швейцарскою и вынесенным на лужайку, и звонил в него сам с видом предприимчивого балаганщика на сельской ярмарке.
— Что же вы, друг мой? — воскликнул он, завидев мистера Гаркроса, ходившего с фермером Гольби. — Ведь вы знаете вашу палатку, не правда ли? С голубыми флагами. Ваши гости уже входят, и вам следует быть уже на вашем месте. Поспешите.
— Представление начинается, — отвечал мистер Гаркрос, смеясь.
Ом решил выбросить на время из головы отца Граним, и пошел в палатку в сопровождении своего помощника фермера Гольби.
— Вы должны взять на себя провозглашение тостов, мистер Гольби, — сказал он своим небрежным тоном. — Я, право, не знаю, в чем состоит моя обязанность.
Слова эти были большою несправедливостью в отношении к полковнику Давенанту, который в течение последней недели не выпускал из рук карандаша и записной книжки, составлял подробные планы обедов, назначая каждому его место, для того чтобы ни один сельский Капулетти не очутился рядом с Монтекки, ни один Гибелин не нашел с своем соседстве Гвельфа, и составил списки всех заздравных и благодарственных тостов. Сколько трудов стоило ему разъяснить мистеру Гаркросу его обязанности! И все это пропало даром.
Клеведонский
На одном конце палатки, возле места председателя, стояла коллекция бочонков пива и бутылок вина, которыми должен был распоряжаться мистер Гаркрос с помощью буфетчика.
Он сел на свое место среди оглушительного стука ногами и лавками и гула голосов поселян, которые усаживались под наблюдением самого полковника, взявшего на себя обязанность главного распорядителя праздником.
— Тише, леди и джентльмены, ради Бога потише! — крикнул он, и вслед за этим возгласом на другом конце стола встал джентльмен с длинными прямыми волосами и в белом галстуке и произнес молитву, показавшуюся гостям слишком длинною. Когда он кончил, раздался общий вздох облегчения, и поднялась страшная стукотня ножами и вилками.
Полковник обошел вокруг стола, призывая внимание гостей на различные блюда.
— Вот тот ростбиф очень хорош, сударыня, — обратился он к толстой матроне. — Я советую вам попробовать его, А если вы, душенька, любите жареных гусей, — продолжал он, обращаясь к покрасневшей девушке, — вам нигде не найти такого гуся, как тот, который стоит пред вами. Кто из вас, джентльмены, возьмется разрезать гуся?
С такими замечаниями полковник обошел стол и отправился в другую палатку.
Мистер Гаркрос между тем исполнял свою обязанность более скромным образом. Он следил, чтобы пред всяким гостем стоял постоянно стакан пенистого эля или портера, угощал прекрасный пол хересом, и не выпускал из виду даже самых отдаленных гостей. Так как сельское население оказалось не совсем искусным в резании мяса, он сам резал кусок за куском, с быстротой и ловкостью, казавшимися гостям сверхъестественными. В полчаса он изрезал мяса больше, чем во всю свою предшествовавшую жизнь, и в то же время находил возможность любезничать со своею соседкой. Направо от него сидела самая старая женщина в Кингсберийском приходе, которая, по преданию, первая в своем околотке стала употреблять каток. Эта досточтимая матрона оказалась глуха, как камень, и внимательность мистера Гаркроса к ней ограничивалась только тем, что он подавал ей самые мягкие куски цыплят и белого хлеба, и от всей души желал, чтоб она кончила обед, не подавившись. Но его соседка по левую руку, Джанна Бонд, была молода и хороша, и он вспомнил, что видел ее в обществе Уэстона Валлори. Мистер Гаркрос был в том настроении духа, когда человек хватается за всякое развлечение, каково бы оно ни было, чтобы заглушить в себе тяжелые воспоминания и притупить медленную агонию раскаяния. Пустой разговор с сельскою красавицей не доставлял ему ни малейшего удовольствия, но самый процесс разговора развлекал его. Он пил больше, чем имел обыкновение пить в это время дня, и говорил так много, как способен был говорить только на больших обедах, в кругу общества, где считал нужным блеснуть умом, и этим средством заглушал в себе мысли о Ричарде Редмайне. Он не окидывал робким взглядом гостей, сидевших за столом, и не боялся увидеть этот роковой незнакомый образ. Неприятное известие, которое сообщил ему фермер Гольби, оставило в нем только неопределенное чувство беспокойства и предчувствие близкой опасности.