До каких пор буду звать?
Шрифт:
— Банке зол на Дхупо, — пояснил Рустамхан. — Он приставал к ней, но она взяла в руки серп и пригрозила ему.
Я посмотрел на Пьяри, но она опустила глаза.
— Господин! — воскликнул я. — Прикажите, и я изобью этого негодяя у вас на глазах!
— Нет, нет, Сукхрам! Ты уж меня не впутывай!
— Не ходи сегодня в табор, — попросила Пьяри.
— Раньше я мог не ходить, теперь меня ждет Каджри.
— Э! Да ты никак снова женился? — спросил Рустамхан.
— Господин, кто из нас может знать, что нужно делать, а чего не нужно? Все мы ищем в жизни опору, ищем того, кто бы о нас заботился и помогал нам в трудную минуту. По мне, женился — не женился — все одно. Мы наты.
Рустамхан уже не решался вступать со мной в разговор, боясь услышать дерзости, а по лицу Пьяри я видел, что и ей молчание дается с трудом, внутри она вся кипела. Ей, наверное, казалось, что теперь я окончательно ускользнул из ее рук. Иначе бы я не позволил себе говорить с ней таким равнодушным голосом. Еще недавно я обещал Рустамхану вылечить его только при условии, что он вернет мне Пьяри, а сегодня даже не заикнулся об этом. На самом же деле мне просто было боязно напомнить о своем требовании. Я и так не переставал удивляться тому, как Рустамхан молча переносил все унижения, которым я его подвергал. Я знал, что Банке приносит Рустамхану выручку от притона. Банке был одним из самых отъявленных негодяев. Он принадлежал к касте ахиров-скотоводов, но жил за счет ростовщиков. Те, боясь Рустамхана, молчали. А Дхупо, видно, его здорово отделала, Так ему, подлецу, и надо! Я понимал, что Рустамхан все стерпит потому, что хочет вылечиться. В другое время он давно бы расправился со мной.
— Господин, — я поклонился Рустамхану, — позвольте обратиться с просьбой.
— Что еще, Сукхрам? Разве ты еще не все выпросил? — И он подмигнул мне.
— Мне нужны деньги. Лекарство очень дорого стоит, господин!
— Дай ему рупию, — приказал Рустамхан Пьяри. Он развалился на кровати, давая понять, что я могу идти. Я сделал Пьяри знак выйти и спустился вниз. На дворе под навесом лежал Чакхан. Пьяри медленно подошла и протянула мне деньги.
— Оставь их себе. Просто я искал повод, чтобы вызвать тебя вниз.
— Я принесла деньги, забирай!
— Каджри придет послезавтра, — пообещал я, беря рупию из ее рук. — Ты вотрешь ей краску в ноги.
— Что?! — воскликнула пораженная Пьяри.
— Я сказал.
Пьяри в ярости кусала губы, а потом ударила меня по лицу.
— Эй! Что у вас там происходит? — закричал Чакхан, наблюдавший за нами из-под навеса.
— Ничего особенного, — ответила Пьяри и повернулась ко мне: — Хорошо же, негодяй! Я вынесу все! Ради тебя я даже готова втереть краску в ноги этой твари!
Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Я наклонился было над ней, желая успокоить ее, но Чакхан опять закричал:
— Что у вас там происходит, Сукхрам?
— Ничего, любезный, жена рассердилась на меня. Я женился на другой женщине.
— А, вот в чем дело! — Чакхан равнодушно зевнул, откинулся на траву и закрыл глаза.
— Пьяри, перестань бередить себе душу, — тихо сказал я. — Послушай-ка, что я скажу.
Пьяри затихла и вопросительно посмотрела на меня.
— Каджри боится тебя, и потому мне пришлось уступить ей. Я хочу развеять ее страх перед тобой. Ты же сама тогда говорила, что готова стать ее служанкой!
Пьяри ничего не ответила; я чувствовал, что мои слова причиняли ей невыносимое страдание.
— Так я пойду? — робко спросил я.
— Иди, но послезавтра приведи ее. Я хочу посмотреть на новую рани.
Я повернулся и пошел прочь. Над Чакханом роем носились мухи и садились ему на лицо. Он уже спал.
Я вышел было на дорогу, но, подумав, вернулся в дом, вызвал Пьяри, и попросил у нее палку.
— Зачем тебе? — испуганно спросила она.
— Проучу кое-кого. Давай, неси живей.
Пьяри сбегала
— Не попади в беду! — предостерегла меня Пьяри. — Я с таким трудом удерживала тебя от драк, но стоило оставить тебя одного, и ты сразу стал настоящим натом.
— Ты что, боишься?
— А ты как думаешь? У других-то ведь тоже есть кулаки.
— И зубы также, — сказал я, показывая ей следы от зубов Мангу.
Пьяри так и застыла от изумления.
Я повернулся и пошел.
14
Сукхрам шел и напряженно думал, пытаясь разобраться в себе. Неужели он действительно так изменился под влиянием Каджри? Вот ведь Пьяри сразу это заметила. Вчера еще такой покорный и податливый, неужели он обрел сегодня свою независимость и чувство собственного достоинства? Еще вчера он только и думал о Пьяри: ее хрупкая фигура казалась ему высокой, стройной и прекрасной. Что же теперь случилось с ним? Сегодня Пьяри не раз с горечью замечала, что теряет власть над возлюбленным. В ее глазах светилась любовь. Она смотрела на него, как зачарованная лань. Волшебными звуками вины [63] охотник остановил ее стремительный бег, покорил ее, но, не воспользовавшись своей победой, равнодушно отпустил свою жертву на волю… Пьяри не могла взывать к справедливости, она стала теперь любовницей Рустамхана. Она ушла к нему, не посчитавшись с Сукхрамом.
63
Вина — распространенный в Индии струнный щипковый инструмент, внешне напоминающий лютню.
Но появление Каджри она приняла как незаслуженный удар. Почему? Ведь Пьяри всегда говорила, что тело может принадлежать многим, а сердце, душа — одному. Но можно ли в действительности отделить душу от тела? И не оканчивается ли стремление овладеть телом победой и над душой?
Пьяри не умела разбираться во всех этих вопросах. С нее достаточно было того, что она любила Сукхрама. Она не пролила ни слезинки, когда умер отец, сама добровольно рассталась с матерью. Пьяри была поглощена только собой, вокруг себя она мысленно очертила круг своего господства и теперь вдруг обнаружила, что все ее счастье построено на песке.
Ее страдания усугубились тем, что Сукхрам унизил ее в глазах Каджри.
И Сукхрам понял это. Он опустил голову. Но почему, почему он не решился сказать ей, что и у него есть свое «я», что он тоже хранит чувство собственного достоинства?
Каджри говорила правду. Она страстно влюбилась в Сукхрама и пришла к нему, бросив мужа. Она отрезала все пути к отступлению. Теперь ничто не связывало ее с прошлым, она не позволила себе никаких оговорок, которыми могла бы воспользоваться, если придется вернуться на старое пепелище. Ей не у кого будет просить о помощи, но она никому и не должна. Каджри сдалась сразу и безоговорочно, и в этом заключалось все величие ее победы, потому что она отдала все, что имела, оставив себе только право любить Сукхрама.
Каджри придется пойти к Пьяри. Она постарается выглядеть гордой и надменной, хотя в душе она будет сгорать от стыда. Зачем он этого требует? Может быть, потому, что до сих пор не может забыть Пьяри? Какое смятение внесет это в ее душу! Ей придется смиренно склонить голову перед его первой женой. Но разве это главное? Что будет потом?
Пьяри будет втирать краску в ее ноги, Каджри сядет на кровать, Пьяри сначала вымоет ей ноги. Как все это странно! Да сможет ли Каджри усидеть? Неужели она так надменна и зла?