До кладбища и обратно

ПРИНЦИП

§101 – Абстракция есть методично преследуемое ничто. Арифметический ноль есть его знак [sign]. Воспринимать [perceive], мыслить, и делать ничто. Быть ничто [To be nothing]. Один ноль – в его бесконечных соединениях [formulations] – достигает избавления от страдания/зависимости от страдания. Время [time]. Время существует только для наблюдателя [observer]. Мир аксиоматичен и неподвижен [rest point]. Жизнь – процесс избавления от страдания/зависимости от страдания, растянутый во времени.

§102 – Абстракция в себе [in itself] есть суверен негативной/позитивной определённости [determination], и никогда не может впасть [fall under] в формальное отношение. Она не противопоставляет себя конкретному, за исключением тех условий, ключей [clue], которых зашифрованы в реальности [reality].

– Нет я не буду говорить ничего что вам понравится. Потому что всё это хрень и лицемерие. Просто набор слов, который утекает в слив этой тупости и привычки. Вы просто терпилы. А я не буду терпеть и свыкаться с тем, что мне не нравится и что меня не устраивает. Не дождётесь. Нет у меня в этом интереса. Ясно вам?

После сказанного я повернулся и побежал.

В тот момент внутри меня была буря эмоций, а слова будто отразились от стен коридора и ударили меня по ушам так сильно что мне показалось что я оглох, так как это показывают в кино, когда фоном идет пронзительно тонкий писк, а прочие звуки еле пробиваются как бы через толщу воды. Я бежал в этом вакууме, а эти кретины стояли и пялились на меня. Я улыбался своей такой дерзости, меня прямо распирало, так я был горд собой. Не знаю, что это эгоизм или тупость, но мне плевать. Бежал я, наверное, целую вечность. Мимо проносились двери, дома, деревья и люди. А я все бежал. Моя дурацкая улыбка постепенно смывалась с лица, а с каждым шагом я все отчетливее ощущал, что на меня уже давит не только тупость и невежество этих людей, но и вся моя одежда будто начинает стягивать ноги, руки, шею, словно весь мир прижимает меня к земле. Вот еще один-другой шаг и я сам стянусь в какой-нибудь простой предмет, типа шара. И буду катиться себе куда подальше. Это ощущение видимо появилось из-за моих ног, а точнее из-за кроссовок. С недавних пор я их перерос, и они стали давить на пальцы. Не то чтобы я рос в бедной семье и не мог позволить себе новые, просто мне как-то было неловко об этом говорить родителям. Вообще у нас в семье было какое-то негласное табу на все физиологическое. Типа взросления. И мне было как-то стыдно и унизительно упоминать лишний раз что я росту и тело моё развивается. Когда-нибудь я, конечно, перерасту весь этот детский сад и буду ухлестывать за девчонками, пить ром и драться со всеми подряд, ну прямо как пират… Короче, когда я просто ходил было ещё терпимо, но бежать было уж совсем невмоготу. Попробуйте радоваться жизни, когда из твоих ног собран карточный домик. И остановиться я не мог, потому что домик непременно рассыпается, а я проиграю в этом нелепом соревновании с окружающим миром. Короче я так и бежал, сливаясь с этой тупой болью и именно тогда я отчётливо осознал, что я уже переживал все эти эмоции и мир прост до дурноты и видимо раз за разом тупо повторяет один единственный день и один и тот же каскад эмоций. Это сраный день сурка, в котором нужно рано или поздно сделать какой-то выбор и сменить привычное. «А что будет когда выбор будет сделан?» – спросите вы, мои наивные друзья. Ну тут уж я вам не подсказчик. Наверное, полетите вы вместе с разноцветными пони в космос ваших надежд и прочей хрени от коучеров. Короче я не знаю, что будет, но знаю, как мне кажется тот день, который и стал моим персональным чистилищем.

Я тогда впервые заговорил. Мне было года 2 и я бегал по квартире, врезаясь во все углы и даже чуть не выпал с балкона. Мама замоталась по всяким своим делам и я, понимая это ещё больше выводил её из себя. А вечером она, обессилев передала эту эстафету отцу. У него были какие-то свои взрослые дела, типа пива и сериалов, и я донимал и его. Он решил меня уложить и наконец обездвижить, как назойливую муху, прилепленную клейкой лентой. Мне, естественно, спать ну совсем не хотелось, и я активно бойкотировал все его попытки меня усмирить меня, и тогда отец просто замотал меня одеялом так основательно, что я не мог шевелиться. А рот просто заткнул, вставив соску. А я уже тогда не любил, когда затыкают рот. На мой натужный плач он совсем не реагировал и тогда я впервые стал что-то придумывать и кое как вытолкал соску изо рта. После этого я сказал своё первое слово, которое отец часто повторял. Я сказал – «нет»… Отец как то замер, выключил звук у телека, подошел и уставился на меня, будто я только родился. А я кажется в этот момент понял ну просто всё. Я могу не просто существовать как растение, как амеба, я могу проявлять свою волю и желания. Конечно, воля проявляется всегда как-то через жопу, и как спрогнозировать к чему она приведет ни знал ни я, ни кто-либо ещё. Так случилось и тогда – отец отвесил мне оплеуху и постарался быстренько прикрыть дверь в комнату матери. Во мне же начало разгораться неведанное доселе ощущение несправедливости. Я стал кричать – нет, нет, нет, до тех пор, пока не прибежала мама и родители не ввязались в какую-то свою перепалку, совершенно позабыв про меня. Я же тихо наблюдал за созданным мною инцидентом. В меня вливалось понимание той немыслимой силы, которую, он за собой несет. Отныне я могу направлять эту силу словом.

Так, мне казалось тогда и вот походу теперь я повторяю ту же самую схему и каждый раз, когда я решаю выйти за рамки какой-то привычной нормы происходит что-то важное, но непременно наперекосяк, как-то по-своему. Типа как сейчас. Тогда была ссора с отцом, сейчас конфликт с учителями и одноклассниками. И всё из-за слов.

Вообще я не совсем неадекват и конфликт начал не на пустом месте. Меня пытались убедить что нужно терпеть глупые правила и только так можно учиться. А все, потому что мне хотелось запустить в класс голубя. Он сел на подоконник и смотрел на всех нас, и никто кроме меня его не заметил. Представляете. За окном шел ливень и вообще было довольно мерзко, а у нас в классе было тепло и светло. Ну и в итоге я и решил открыть окно. А эти кретины стали меня тыкать, типа чо встал, почему ходишь без разрешения. Ну а как по-другому, когда на улице дождь? Короче они меня совсем достали. Встали вокруг и стали перекидывать мячик своих глупых претензии целясь мне в голову. Я, естественно, уворачивался, ну и в итоге понял, что нужно валить из этого инкубатора для идиотов куда подальше. Я крикнул свё привычное – «нет» и выбежал из класса.

У меня всегда так выходит – типа оп и нарвался на одних, оп ещё на одних и так пока тебя не уложат, и не замотают покрепче… Блин, эти кроссовки, наверное, уже до крови стерли мои многострадальные ноги. «Многострадальные ноги» – так говорила моя бабушка. А потом она умерла. Просто перестала вдыхать воздух – поставила барьер между собой и миром. А я ещё живу и продолжаю этот бессмысленный бег. Это бултыхание в бесконечности. Я, конечно, могу остановится, но эти дебилы наверняка смотрят мне вслед, да к тому же тогда придется снимать ботинок, чем-то заматывать мозоль. Только вот чем? Да и что потом одевать обратно? Ну уж нет, это все адски больно и неприятно. Я лучше потерплю. Если что-то надоедает или начинает давить со всех сторон, то можно просто потерпеть и рано или поздно боль пройдет. Я называю это стоицизмом. Стоик это не терпила.

Ясно? Не путайте! Это разные вещи. Стоицизм – это когда ты типа усмиряешь свое тело, как когда-то сказал Сократ или какой-нибудь там Эпикур. Ну вот сидел он в своей бочке и смотрел на мир через маленькую дырочку, а когда надоедало оттуда лилось вино и ничегошеньки ему больше не хотелось. Пил вино днем и ночью и философствовал, смотря на мир через узкое отверстие. Проще простого отгородиться от всего абсурда и бреда вокруг и чего-то там выдумывать. А пусть бы он попробовал пожить по нормальному. А вот и всё! Чем он вообще тогда лучше какого-нибудь Толи-Базы. Нашего местного алкаша. Иногда он притаскивает откуда-то дряхлый баян и играет свои старческие песни. Типа – «наплевать, наплевать. надоело воевать». Окружающие правда обычно крутят у виска и прогоняют его, чтоб не шумел под окнами. Но мне он нравится. Он всегда веселый, хотя жизнь его такая себе. Рассказывали, что как-то зимой он отморозил себе все пальцы на ногах. Поэтому и переваливается как неваляшка, когда ходит. Такие дела.

Короче я не об этом. В этот раз я решил тоже залезть в бочку и убежать от проблем. Конечно, вы скажите, что это как-то по-бабски – просто свалить и все. Но это не так. Я убежден что мир так велик, что если стены или люди, или машины или учителя, солдаты, военные, врачи, военкомат, бабушки и дедушки, сестры и братья, дети, деревья, растения, животные и земля давят то можно убежать. Куда убежать? Да все равно, если долго бежать вперед, то уж точно куда-то да прибежишь. Это как у самураев – типа цель нужно ставить недосягаемой типа стать бабочкой и тогда важным становится сам путь, а не его финал… Финал у всех один как говорится. Все мы умрем. Ели честно то если бы не эти кроссовки, то я давно бы уже слился со своими мыслями и улетел бы куда-нибудь к млечному пути. Типа тело мое бежит, а я сам думаю свою себе и не парюсь. Вы, наверное, заметили, что я не всегда последователен в своих словах. Да просто так интереснее жить. Ясно вам? Интересно быть не одним человеком, а многими разными… И тобой тоже. Сраные кроссовки, как же они достали меня. Жить бы где-нибудь в теплоте без одежды и обуви. Вообще без ничего ходить, голым. Или летать по миру духом бестелесным, как говорил мой дед. И не думать ни о ботинках, ни о ногах. Ведь если есть ноги, которые болят, то есть и все остальное. Я сам. Бегущий именно здесь. Значит нужно что-то совершать этим телом, а не только расплескиваться мыслю. Такой вот замкнутый круг. На самом деле я уже и не помню толком куда я бегу. Иногда кажется, что бегу я по кругу. Деревья сменяются просеками и опять деревьями. Особенно сейчас в сумерках это уже на так важно. Просто бежишь себе от просвета к просвету и все. Или думаешь, что бежишь. А на самом деле бесцельно валяешься, например, в горячей ванне. Или на полу школьного коридора… Вот только ноги эти. Будь они неладны.

Короче вы спросите почему я так люблю болтать всякую хрень. Всё очень просто – ещё с детства я понял, что нужно всё увиденное и пережитое увязывать в историю иначе всё быстро исчезнет из головы, но как бы не до конца и будет колоть тебя иголками в самые неподходящих местах. Да и вообще, если не пытаться себе как-то объяснить происходящее вокруг можно умом тронуться. Когда я это понял я начал пытаться объяснять ну просто все вокруг. Родители поначалу смеялись на мою такую причуду, но время шло, а я продолжал «пороть горячку» – как они порой выражались. Ну а я что? Мне всегда казалось, что реальность вокруг какая-то ущербная и её нужно как-то достраивать. Типа доводить до равновесия. Все эти алфавиты, математики, вставания ни свет, ни заря, зарядка, уроки. Всё то, что заставляет думать какими-то тыщу лет назад придуманными правилами. Типа снег – белый, потому что ассоциируется с молоком, которое тоже белое, а не с запахом муки или мягкостью шерсти соседской белой собаки… ну и прочие тупые логические схемы. Вы ведь наверняка понимаете, что намного важнее всякие там колыхания занавески или блики на стене или то, как рассыпанный сахар собирается на полу, а не всё это вот. Ну то есть окружающее настолько что-то несерьезное и абсурдное, что, если это всё как-то не додумывать, можно рехнуться.

Ну вот вы сами посудите: мой отец, когда едет на тачке старается мизинцем до иконы, дотронутся, когда поворачивает вправо. Он внутренне считает, что, дотрагиваясь до иконы он как-бы соединяется с богом, который его хранит. Ну бред. Но ни одной аварии за лет сто его вождения не было. Мама если не почистит зубы начинает представлять, что по деснам ползают мелкие жучки, которые как бы разъедают кожу. Вы думаете это ерунда? А вот и нет! Как-то, когда она была очень уставшая и не почистила зубы, а на утро она проснулась и ощутила во рту вкус крови. Десны кровоточили. Конечно, возможно, что у неё был какой-нибудь зубной камень размером с планету или что-то типа этого. Ну это уже не так важно, важно, что она нашла подтверждение своей личной теории. И вот у каждого есть какой-то подобный бред, я точно вам говорю. Мы всегда достраиваем реальность до того, что нам удобно. И реальность подчиняется. И тут не важно в какую сторону это работает. Главное, что это работает.

И вот я так же. Короче с детства я решил постоянно играть с окружающем миром – мне говорят выкинуть мусор, а я беру пакет и выбегаю из квартиры на выжженную землю данного момента. Каждая вторая ступенька – это пропасть, каждая третья – лава. Но если случайно наступил не туда, можно по-быстрому убрать ногу и типа норм. На улице, к примеру, можно ходить только по квадратам, если наступаешь на щель между тогда всё – каюк. Нужно будет дом по кругу обойти или пройти мимо двора с собакой. Следующий этап – это дойти до мусорки и отсчитав три шага размахнуться и кинуть пакет. Обязательно не коснувшись краев урны. Конечно, это жесть если промазать и потом весь этот разваленный шлак и пакеты с пакетами собирать. Притом не только свои. Ну в общем как-то так. Но самое интересно что и мир как-то стал и сам со мной в ответ заигрывать. Ну то есть типа играю я в свою игру «в бунтаря» в школьном коридоре, и послав всех и всё убегаю и уже почти всю лаву оббежал и передо мной уже дверь во двор – спасение из этого цирка уродцев, но тут мне нужно преодолеть последний отрезок и перепрыгнуть на пришитый кусочек линолеума, который года два назад приклеили взамен обгорелого. И вот я уже собираюсь прыгнуть и тут понимаю, что никак не могу сдвинуть ни ногу, ни руку, да к тому же не могу вздохнуть. Ну совсем как бабушка перед смертью. Я поворачиваюсь и вижу Степана Михайловича, Аньку, Кирилла, Соню и придурка Егора. Они громко смеются надо мной, а мои ботинки так отчетливо сжимают сначала мои ноги, затем всего меня, и я сворачиваюсь в огромный шар. Пробую-пробую вздохнуть и только сиплю и тогда я опускаюсь на пол в самую-самую лаву и тихо-тихо закатываюсь по воронке в этот темный претёмный лес. Вобщем как-то так начинается эта история…