До нас

Энн Джуэл Э.

Иногда мы пересекаемся на кухне. Если я остаюсь дома, то готовлю нам ужин, но Эмерсин быстро его проглатывает и тут же убегает в свою спальню с Гарри Паутером. Сегодня мне хочется, чтобы она осталась.

— Хочешь, откроем бутылку вина? — спрашиваю я, когда она встает, чтобы отнести свою тарелку в посудомоечную машину.

Она замирает с широко раскрытыми глазами, словно ей нужно убедиться, что я обращаюсь именно к ней.

— Что ты имеешь в виду?

Усмехнувшись, пожимаю плечами.

— Я имею в виду, не хочешь ли ты выпить вина? Со мной? Сегодня вечером? Но если у тебя свидание или что-то

еще, то все нормально. Просто решил спросить.

— Л-ладно.

Она часто смотрела на меня как олень в свете фар. Думаю, она ходит вокруг меня на цыпочках, боясь, что я всего лишь сломленный человек, приютивший бродяжку.

Я убираю свою тарелку и беру бутылку вина и два бокала. Эмерсин снова плюхается за стол.

— Можем посидеть в гостиной.

— Л-ладно.

Ее опаска снова вызывает у меня смех. Приятно улыбаться, не прилагая особых усилий. С каждым днем я начинаю яснее замечать все то, что Сюзанна видела в Эмерсин. Она добрая и вежливая. И ее большие голубые глаза загораются при виде меня… так же, как когда-то при взгляде на Сюзанну. Возможно, это ее молодость. Я ловлю себя на мысли, что мне приятно смотреть на нее, когда она забивается в угол дивана (как сейчас), просматривает свои фотографии и социальные сети, иногда поглядывая на меня с крошечной ухмылкой. Сюзанна была права. Это успокаивает. Она успокаивает.

К тому времени, когда я наливаю два бокала и заглядываю в гостиную, Гарри Паутер уже лежит у ее ног в такой же скрюченной позе, что и хозяйка, не занимая больше одного из трех сидений дивана.

— Спасибо. — Она нервно улыбается мне, когда я передаю ей бокал и сажусь на противоположный конец дивана.

— Итак… — Возникает неловкость. Это не было таким неловким, когда Сюзанна была жива. — Как твоя работа?

Она пожимает плечами.

— Хорошо. — Отпив вина, она натянуто мне улыбается. — Как твоя работа?

— Хорошо. — Внутренне корю себя за повтор ее ответа. Я взрослый мужчина, который должен знать, как вести разговор, не ограничиваясь односложными ответами. — Она стала хорошим отвлечением. Я люблю летать. Всегда любил. И уже давно не работал так долго, как в последнее время.

— Побывал в каком-нибудь веселом месте?

— Два дня назад в Шанхае.

— Твой первый раз?

— Нет. — Я ухмыляюсь. — Ты путешествовала за границу?

— Конечно. В Мексику на весенние каникулы на втором курсе колледжа. — Ее мягкий смех наполняет комнату, будто вино уже оказало расслабляющее воздействие.

Этот звук. Это не Сюзанна, я знаю. Прекрасно понимаю, что Эмерсин не Сюзанна, но моя жена была очарована этой молодой женщиной. И… мне кажется, я тоже хочу что-то почувствовать.

Сможет ли она заставить меня улыбнуться?

Или рассмешить?

Или помочь сбежать от моей реальности, хотя бы ненадолго?

— В Мексике хорошо. — Я подношу бокал с вином к губам, чтобы скрыть ухмылку, ухмылку, которая, как я заставил себя поверить, не может быть настоящей. Когда Сюзанна умерла, я знал, что ничто из приятного никогда не станет реальным. И хотя не могу отделаться от мысли, что позже пожалею об этом, — что не смогу избавиться от вины за то, что украл для себя глоточек счастья, — на секунду или две я впускаю его. Позволяю улыбке осветить свое лицо, мгновенно

чувствуя, как эндорфины немного притупляют боль.

Кривая ухмылка Эмерсин говорит о том, что в ее истории о поездке в Мексику есть нечто большее. Из-за нее я тоскую по тем годам, когда мне было чуть за двадцать, и я беззаботно летал по всему земному шару.

До Сюзанны.

До рака.

До смерти.

— Я мечтаю когда-нибудь отправиться в путешествие по миру со своей камерой. — Ее глаза светятся, как и все лицо. Это приятно. Тепло и ярко.

И снова я вижу немного больше той Эмерсин, которая привлекла Сюзанну.

Сделав еще глоток вина, она потирает губы и мычит.

— Забавно… многие считают, что, тратя столько времени на фотосъемку, упускаешь из виду более широкую картину — как будто смотришь на жизнь лишь через крошечную линзу. — Она пожимает плечами и взбалтывает вино. — Я думаю, это правда лишь наполовину. Но есть и другая правда. Жизнь движется так стремительно, что мы часто упускаем бесценные моменты, которые несут в себе массу эмоций. Крошечные мгновения, которые длятся не дольше вдоха, вроде солнца за несколько секунд до того, как оно исчезнет за облаками. Эти микромоменты заслуживают того, чтобы их запомнили и смаковали. Вот почему я люблю фотографировать все подряд. Я чувствую, что улавливаю гораздо больше, чем упускаю.

Гарри Паутер идет ко мне по дивану и растягивается у меня на коленях.

Глаза Эмерсин расширяются, челюсть отвисает.

— Гарри Паутер? Это что такое? Ты, предатель?

Я глажу его по спинке и улыбаюсь, будто выиграл какой-то конкурс.

— Если хочешь знать, мы много тусуемся, когда я здесь, а ты на работе. Только мы, парни.

Выражение ее лица смягчается, и она переводит взгляд с кота на меня.

— У меня нелепая степень в области изящных искусств, которой я, возможно, никогда не воспользуюсь. Нелепая сумма долга по студенческому кредиту. И это заставляет меня чувствовать себя…

— Нелепо?

Она ухмыляется и кивает.

— Ага.

— Тогда зачем получала эту степень?

Она пожимает плечами.

— Самооценка. Мама вечно жаловалась, что не может найти хорошо оплачиваемую работу, потому что у нее нет высшего образования. И я не была уверена во многом в своей жизни, но в одном никогда не сомневалась, — в решимости не быть похожей на нее. Итак, вот она я… без денег и без дома. Мой план полетел ко всем чертям. Верно?

— Дерьмо случается.

Она фыркает и быстро отпивает вина, чтобы скрыть веселье. Спустя несколько секунд ее улыбка сникает, и она смотрит на свой бокал.

— Зак, помнишь, ты рассказал мне о своем походе в магазин после смерти Сьюзи? Что ты не думал о ней какое-то время и почувствовал себя ужасно? Ты задал вопрос: как позволил себе отвлечься на такую ерунду, как томатный соус и арахисовое масло? А я тебе не ответила. Я не знала, как ответить на такой вопрос.

Я медленно киваю.

— Ты все еще чувствуешь ту вину? — спрашивает она.

— Я… я не знаю.

Это правда. Я до сих пор не знаю, как ориентироваться в будущем, не цепляясь за прошлое и не забывая каждую мелочь, которая заставила меня полюбить ее. В ванной у меня есть целая банка этих напоминаний.