До нас
Шрифт:
Три. Месяца.
Серьезно… мы должны были уже узнать друг друга.
— Конечно, у меня есть друзья. — Я с трудом спускаюсь по лестнице. — Я рассказывала тебе о них миллион раз.
— Помню, детка. Просто шучу.
Ага, вот как сильно он меня любит.
Перед тем, как расстаться на парковке, он обнимает меня и целует, а одна его рука скользит к моей заднице и сжимает ее. Прервав поцелуй, он улыбается, и я знаю, о чем он думает.
Этого больше не повторится. Никогда.
— Сообщи мне время и
— Конечно, детка.
— Опаздываете в первый день? — Зак сурово смотрит на меня, когда я переступаю порог и снимаю туфли в прихожей.
— Я очень сожалею. Такого больше не повторится. — Я съеживаюсь. — Утром в моем спортзале закрыли душевые, поэтому мне пришлось ехать в квартиру моего парня, что для меня было, как заноза в заднице, и из-за этого я немного опоздала.
Если бы он только знал, сколько правды я раскрываю ему в этом предложении.
— Я пошутил. Все в порядке. Может, в следующий раз позвоните или отправите мне сообщение, чтобы мы не беспокоились о вас.
Боже… надеюсь, следующего раза больше никогда не будет. И, беспокоились обо мне? Требуется минута, чтобы подобрать нужные слова, потому что он застал меня врасплох. Обо мне никто никогда не беспокоился.
— Безусловно. — Я сглатываю сквозь крошечный комочек в горле. — И еще раз, я очень сожалею. Итак… — делаю продолжительный выдох. — У вас есть пожелания относительно того, с чего мне начать?
— Мы будем в джунглях, так что начинайте откуда угодно. Весь инвентарь на кухне, включая шланг и насадки к пылесосу.
— Класс. Спасибо. Тогда я приступлю к работе.
— Отлично, Эмерсин. — Он снова делает акцент на моем имени. Ммм-эр-син.
Я хихикаю, поправляя растрепавшийся влажный хвостик.
— Правда, вы можете звать меня Эм.
— Я мог бы. — У Зака до безобразия игривая улыбка, но также и добрая. Он понятия не имеет, как сильно мне сейчас нужна искренняя доброта.
— Как Сьюзи чувствует себя сегодня?
— Уставшей. Вчера прошел последний сеанс химиотерапии. Ночь выдалась тяжелой, но утром ей стало немного лучше.
Я так молода, и доказательство тому — отсутствие у меня реакции на его слова. Нелегко говорить о раке с тем, кто сам проходит через это или переживает страдания близкого человека. Все идиоматические выражения, которые подходят к чему-то вроде сильной простуды или гриппа, с раком не прокатят.
Надеюсь, она скоро поправится.
Вы давали ей куриный бульон?
Она справится!
Это пройдет.
Так
— Я не знаю, что сказать, — отвечаю тихо и застенчиво пожимаю плечами. Это моя правда, и я надеюсь, она не прозвучит бестактно.
Он качает головой.
— На самом деле, здесь ничего не скажешь. Так уж вышло.
Ладно, ему так говорить можно, и это не звучит ужасно, но я все равно не буду произносить эти слова в присутствии его или Сьюзи.
— Ну, не буду вам мешать. Не хочу становиться причиной поверхностной уборки, заставляя вас еще попотеть, раз вы уже попотели. — Он ухмыляется, так что я знаю, что он шутит, вроде как.
Поверхностная. Я ухмыляюсь.
После тщательной уборки спальни, ванных комнат и кабинета, я заканчиваю на кухне.
— Вы все еще здесь и выглядите, как куколка, в джинсах с высокой посадкой и блузке с оборками. Слишком хороши, чтобы убираться в моем доме.
Я оглядываюсь через плечо, мои руки в розовых перчатках замирают на стенке раковины, которую я чищу.
Сюзанна забирается на табурет у кухонного островка.
— Привет. Ну, в спортзал я хожу в леггинсах и футболке. Если не надевать на работу эту одежду, каждый день буду проводить в спортивной форме, а это угнетает.
Мама одевала меня в старую, дерьмовую, не подходящую по размеру одежду. Если уж на то пошло, милым комбинезончикам или одинаковым носкам она предпочитала наркотики. Как же много решений в моей жизни — это сочетание сознательного и бессознательного «иди на х*й» моей матери.
— Я вас понимаю, — говорит Сьюзи. — Иногда я принимаю душ, делаю макияж и надеваю что-нибудь милое, просто чтобы почувствовать себя… живой. Женственной. Желанной. Домашние штаны и объемные толстовки немного угнетают.
Я медленно киваю.
— Ммм… где Зак? Вы в порядке? Вам что-нибудь нужно?
Она кивает вправо.
— Тот шкаф со стеклянными дверцами и фарфоровой посудой?
Я указываю на него.
— Да. Во втором ящике с бумажными и тканевыми салфетками. Под ними коробка хлопьев «Капитан Кранч». Не могли бы вы достать ее для меня?
Обдумав просьбу, снимаю перчатки и тщательно мою руки. Затем достаю спрятанную коробку с хлопьями и ставлю ее на островок перед ней.
— Спасибо, Эм. — Она высыпает немного хлопьев на бело-серый гранит.
— Дать вам миску? Молоко? Ложку?
— Не-а. Мне и так хорошо. Хотите? — Она кладет пять или шесть штучек на столешницу.
— Э… я…
— Да ладно, не заставляйте умирающую женщину воровать хлопья в одиночку. — Она сверкает неотразимой улыбкой, бросая несколько штучек в рот.