До новых снов с тобой...
Шрифт:
«Ты меня избил однажды. Но его я не позволю».
Это была единственная мысль. А еще в мыслях рисовались картинки избиения. Елена на личном опыте знала, как жесток может быть ее муж. Девушка была уверена в том, что ее он не тронет. Но не была уверена насчет Деймона.
На работу было ехать поздно. Клаус не задерживается там так долго. Поэтому девушка мигом направилась к дому.
Свежий воздух. Несколько вдохов полной грудью. Несколько глотков спиртного. Елена отворяет дверь и вошла в квартиру. Она захлопнула дверь со всей дури, и этот звук разрезал тишину.
– Елена? Привет. Где
– В чем дело? Ты серьезно? – девушка резко обернулась. В последний раз в ее взгляде было столько злобы во время избиения плетью. Мужчина почувствовал холод по спине и то, как страх лишает разума. Страх потерять ее. – Ты избил его! – цыганка толкнула мужчину в грудь. – Ты превратил его в отбивную!
Не стоило претворяться или лгать. Клаус понимал, что Елена умна, что ее нельзя обмануть. Это бессмысленно и глупо. Чувство вины? Нет. Страх потери? Да. Сожаление о содеянном? Нет.
– Да мои люди искалечили его не так, как он твою душу! – вспылил Клаус. – Его убить мало!
– Ты не смеешь, – сквозь зубы процедила шатенка. – Не смеешь прикасаться к нему, слышишь? То, что было между нами – это лишь наше дело!
– Ты была у него?
– Я хоть раз за эти шесть лет дала повод усомниться в себе? Я не изменяла тебе и не стану! А в моем народе дать слово – это не воздух и не вода. Я дала клятву, я ее и сдержу. А ты свою нарушил.
Мужчина испытал то чувство, которое возникает всегда в наших душах, когда мы понимаем, что причинили боль любимым людям и что сделали это по глупости. Извиняться так глупо, а молчать слишком жестоко. Клаус выдохнул и, подойдя, хотел коснуться Елены, но та лишь отмахнулась.
– Он мой отец! И как бы мы оба не желали обратного, наши пути все равно будут пересекаться, Ник. У меня не лучшие родители, но мой отец…
– Который трахал собственную дочь!
Его гордость была задета. А может, это страх потерять? Клаус понимал, что та любовь, которая чуть не уничтожила цыганку, она еще не остыла. Елена помнит ее, дорожит этим…
– Если хочешь знать, то во второй раз я сама его соблазнила. Во второй раз я сама расстегнула ему ширинку! Он не причем. Я сказала: не лезь в то, что было между нами. Я говорила: ты научил меня жить и дышать! Ты реанимировал меня! Я люблю тебя, и я… Но ты поступил низко! Мне противно… Будто ты в чем-то испачкался.
Девушка отмахнулась и села на диван.
Клаус продолжал оставаться на месте. Его жена была грациозна как лань, опасна как львица и слишком хрупка… Но как бы сильно она его не любила, как бы он сильно ее не любил, Клаус знал: ему так и не удалось подчинить эту цыганку. И дело даже не в ее своенравности или упертом характере, нет. Дело в ее истинной сущности… Подчинил ли ее Клаус? Нет. Лишь остепенил. Подчинил ее Деймон? Да. Почему? Потому что она вверила ему свою независимость, потому что она послушалась его воли, потому что его любовь сломила ее.
– Ты все еще любишь его, – тихо произнес Клаус, садясь рядом. – И я боюсь, что ты уйдешь к нему…
Елена выдохнула. В ней царила обида за Деймона. Но глупо причинять боль. Клаус совершил ошибку, а она разве не совершила? Да покажите человека,
– Я не уйду. Если хочешь, чтобы я была окончательной честной, я буду. Я зависима от его воли, а он сказал мне быть верной тебе женой. И я, правда, люблю тебя, хоть ты и не веришь… Этого недостаточно?
– В твоем сердце слишком мало места для нас обоих.
Елена закатила глаза и, подсев ближе, положила ладони на лицо мужчины. Она заставила Клауса посмотреть на себя и, когда убедилась, что он в ее внимании, тихо прошептала:
– Как мне доказать тебе, что я люблю тебя?
– Роди мне, – мужчина взял ее руки в свои и крепко стиснул их. – Пожалуйста, давай создадим семью. Роди мне, подари жизнь.
Елена выдохнула и, закрыв глаза, уткнулась в грудь мужчины. Она обнимала Клауса, понимая, что любит его, понимая, что сильно любит того, кто заставил ее дышать, улыбаться и любить. Шатенка поцеловала его, стараясь показать, как сильно он ей нужен. Девушка отстраняется и шепчет:
– Я согласна, – а потом снова целует.
И еще одно достижение Елены, о котором Деймон не вспомнил. Эта цыганочка меняет людей: пробудила чувство вины в Тайлере, изменила Клауса и Деймона… Елена – это загадка, которая сводит мужчин с ума, которая сама страдает из-за своей недоступности и гордости и поглощающей любви. Елена – это тайна, вот что манит мужчин к ней… И даже такие сволочи как Клаус трансформируются в нормальных людей.
Она что-то шепчет, целует и обнимает. И он теряет рассудок, он любит ее, он раскаивается. Сейчас, возле ее ног он раскаивается во всех своих грехах и просит прощения у нее. Она смотрит в его глаза и, улыбаясь, снова целует. Девушка хочет просто быть счастливой. За что ее судить? За то, что она желает ответить взаимностью своему мужу? За то, что желает нормальную семью?
Но их единение было прервано телефонным звонком.
– Не отвечай, – прошептал он, расстегивая пуговки ее блузки. Девушка закрыла глаза и отдалась бы страсти, но абонент был навязчив.
– Я пошлю его, и мы вернемся к тому, что начали, – Елена отстранила мужчину и, поднявшись, взяла сумку. Она извлекла сотовый и увидела незнакомый номер. Пожав плечами, Гилберт ответила на звонок.
– Да? – произнесла она, ставя сумку на тумбочку. Клаус перевел взгляд на супругу. Она слушала еще собеседника какое-то время, а потом побледнела, ее ноги подкосились, и девушка, потеряв сознание, рухнула на пол. Клаус подскочил и, приподняв Елену, старалась привести ее в чувства. Но девушка не могла очнуться. Нашатырь, холодная вода, – и Гилберт открывает глаза.
– В чем дело? – кричит Майклсон. – В чем дело?
– Мама умирает.
====== Глава 45. В следующий раз. ======
– Где она? Где? – Елена, не дожидаясь ответа медсестры, стремительно пошла вперед, полагаясь на зов сердца. В голове играла первая симфония Мэттью Беллами, которая заставляла разрываться в безмолвном крике. А когда вслед за музыкой в сознании стал растекаться голос самого исполнителя, стало еще страшнее.
Девушку кто-то одернул, но та лишь отмахнулась и пошла вперед.