До последнего дыхания. Повесть об Иване Фиолетове
Шрифт:
Горец вынул из кармана брошюру.
— На прошлом занятии мы разбирали с вами, кто кого кормит — капиталисты рабочих или рабочие капиталистов. И в этой связи читали… Что мы читали?
— «Кто чем живет?», — ответили хором несколько голосов.
— Совершенно верно. «Кто чем живет?». И что вы вынесли из сочинения Дикштейна? Вы хорошо поняли, кто и чем живет? — Он выделил голосом слова «кто» и «чем». — Чем живет наш брат рабочий и чем живут хозяева промыслов и заводов, например господин Малышев или господин
— Поняли, товарищ Авель. Чего тут не понять?
— Отлично. Тогда я вам прочитаю сказку. Но это будет особая сказка. Не для детей. Ее сочинил русский писатель Щедрин, и называется она «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил».
Все последние годы, с той поры, когда Фиолетов пошел работать, он читал мало, урывками. В казарме, где они жили, не водилось ни одной книги — неграмотным на что книга? — а в их лачуге был лишь молитвенник у матери да несколько книжек, которые он купил на заработанные гроши.
— «Жили да были два генерала, и так как оба были легкомысленны…» — начал читать Авель, и с этой секунды Фиолетов обратился в слух. Он никогда не думал, что сказка может быть такой правдивой, и горячо переживал все, что слышал.
— Ай да м-мужик! — Вано даже причмокнул языком от удовольствия. — Вот если б-бы все так-кими смекалистыми б-были! А?
— А я б на месте мужика вообще не кормил бы этих дармоедов, а уморил бы их голодом, — сказал Фиолетов.
— Очень правильная мысль, товарищ, — поддержал Авель.
— Именно так следует расправляться с эксплуататорами. Со всеми этими попами, муллами, банкирами, заводчиками, которых рабочие и крестьяне кормят, которым строят дворцы…
— А зачем кормят и строят? — Фиолетов ухмыльнулся и для убедительности пожал плечами. — Зачем? — повторил он.
— Вот именно — зачем? Абсолютно справедливый вопрос! Я попрошу товарищей дома подумать над этим вопросом и на следующей встрече ответить на него. Договорились?
Час, отведенный для занятий, пролетел быстро, но дольше задерживать слушателей «горец» не стал.
— Все сразу не выходите, — предупредил он. — И вообще нам надо будет подыскать другое место для занятий. Когда я сюда шел, мне встретился возле самого дома один тип. Я его по Тифлису знаю. Довольно опасная личность. По-моему, он меня приметил и, возможно, видел куда я зашел…
С занятий Фиолетов возвращался с Вацеком.
— Ну как, понравилось тебе? — спросил Вацек.
— Очень… А кто этот кавказский человек, товарищ Авель?
— Енукидзе.
— Образованный… — Фиолетов помолчал. — Послушай, Иван Прокофьевич, можно я одного хорошего парня на следующее занятие приведу?
— Если хорошего, то, конечно, можно. А кто он?
— Абдула Байрамов. Тартальщиком у Нагиева работает.
— Приводи!
…В библиотеку
Фиолетов по привычке поискал глазами портрет царя, икону в красном углу, но ни того ни другого не нашел. На стене висел литографированный портрет Пушкина, точно такой, как в туголуковской школе.
За столиком возле шкафов он увидел молодую барышню, очевидно библиотекаршу, в белой ситцевой блузке с высоким стоячим воротником и сером, уже не новом полосатом халатике.
— Здравствуйте, молодой человек. Вы, наверное, хотите записаться? Где работаете? — спросила она, вставая.
— В Балаханских мастерских Нобеля… Слесарь я.
— В Балаханах скоро своя библиотека откроется. А здесь мы черногородских обслуживаем.
— Я от «интеллигента», — сказал Фиолетов, инстинктивно переходя на шепот.
Библиотекарша улыбнулась, и на ее щеках появились две ямочки.
— Что-то он давно не заходил. Здоров ли?
— Здоров. Я его вчера видел.
— Увидите еще — передайте, пожалуйста, пусть зайдет. А вас я сейчас запишу. Ваше имя, отчество, год рождения, фамилия? Восемьдесят четвертый? — удивилась она. — Выглядите вы еще моложе.
— А как вас величать? — спросил Фиолетов.
— Лидия Николаевна… Вот мы и познакомились, Иван Тимофеевич.
— Да какой я Тимофеевич. — Фиолетов смутился. — Просто Ваня.
— Тогда уж лучше Ванечка. Вы знаете, к вам как-то удивительно подходит это уменьшительное имя.
Библиотекарша Фиолетову понравилась. Было в ней что-то от его школьного учителя, этакая мягкость в обращении, основательность, доброта.
— Что бы вы хотели почитать, Ванечка? — спросила она.
— Это уж что вы мне посоветуете. Я читал мало, совсем мало…
— Ничего, это дело поправимое. На первый раз я вам предложу…
— Да, совсем забыл, — перебил Фиолетов, — Щедрина у вас что-либо есть?
…Из библиотеки он ушел нагруженный большой стопкой книг, и всю дорогу мечтал о том, как, придя домой, он сначала полюбуется этим вдруг привалившим богатством, посмотрит картинки, а потом, пододвинув к постели лампу, начнет читать.
— Батюшки-светы! Да откуда у тебя столько книжек? — удивилась мать. — Неужто деньги на них истратил?
— А что, если б и истратил? Книги ведь, — весело ответил Фиолетов. — Не картошка.
— То-то и оно, что не картошка. Без картошки, Ваня. не проживешь, а без книжек я жизнь прожила. И ничего.