До последнего солдата

Сушинский Богдан Иванович

Поняв, что дорога проходит за грядой мелких холмов, но все еще опасаясь, что водитель не заметит его или откажется притормозить, капитан выпустил вверх длинную автоматную очередь и, выхватив фонарик, на ходу начал описывать им какие-то замысловатые фигуры, в то время как бежавший чуть правее Арзамасцев продолжал подкреплять их короткими автоматными очередями.

Преградить путь грузовику они так и не успели. Но все же, протянув еще метров пятьдесят, водитель его милостиво затормозил.

— Я — капитан Беркут, — еле выдохнул

Андрей, подбегая к открытой дверце.

За годы скитаний по вражеским тылам он не только основательно отвык от своей настоящей фамилии, но и смирился с этим, решив, что, судя по всему, так и придется погибнуть Беркутом. А еще он привык к тому, что в своих партизанских краях ему достаточно было назваться «Беркутом», чтобы любому сразу же становилось ясно, кто перед ним.

— Да хоть бы и генерал. Главное, шо свой, руль-баранка тебе в руки.

— Подбери, боец, подвези. Вырви нас отсюда.

— Как же вы здесь оказались, товарищ капитан?

— Война забросила.

— Самый правильный, солдатский ответ, — согласился шофер. — А потому садись в кабину, капитан, да побыстрей; на передовой хлопцы ждут меня, как божью благодать, — басил водитель, с сержантскими лычками на погонах, настороженно осматривая при этом невесть откуда появившегося здесь офицера.

— Я не один, со мной боец.

— И бойца сади, только быстрее, — нервно подогнал его сержант. — Двоих вас мой «ишачок» как-нибудь дотянет. Только быстрее, пока фрицовские артиллеристы по нему не пристрелялись!

— Впрочем, стоп, — вдруг опомнился Беркут, — оставить посадку. Ефрейтор, бегом к самолету!

— Так у вас здесь еще и самолет?! — изумился водитель «ишачка». — Э, нет, самолет тянуть не буду, сам еле барахтаюсь! С колеи сойду, тут нам и погибель, руль-баранка тебе в руки.

— Никого тянуть не придется, оттуда ты самолет не вытянешь, — попытался угомонил его Беркут. — Но подождать немного придется. А ты, ефрейтор, бегом! Скажи, что они на своей земле и что скоро прибуду с подмогой.

— Ты что?! Назад меня гонишь?! По этому пеклу?! Да сам я и дороги туда не найду! — возмутился Арзамасцев, хватаясь руками за борт и взбираясь на колесо.

— Выполняйте приказ, ефрейтор! — взъярился капитан. И будь перед ним не Кирилл Арзамасцев, с которым он когда-то бежал из плена и с которым прошел вражескими тылами чуть ли не всю Польшу, он бы, конечно, заставил его это приказ выполнить. Но тут случай особый… Да и ефрейтор успел перемахнуть через борт и усесться, буквально забиться в закуток между ящиками и углом кузова.

— Раз мы уже на своей земле, то куда они денутся?! — кричал он, поражаясь бессердечности капитана, которого давно считал своим другом. И не понимая, как тот может гнать его обратно в эту страшную ночь, через десятки трупов своих и врагов. — Все равно им ждать! Что тебя одного, что нас обоих!

— Но когда ты вернешься, они будут знать, что я отправился за помощью и что свои совсем рядом! — попытался

Беркут как можно спокойнее объяснить ситуацию Арзамасцеву, рассчитывая, что тот поймет важность своей миссии. — К тому же ты усилишь охрану самолета.

— Да нахрена ее теперь усилять, капитан?! Немцы то драпанули, они теперь черт знает где!

Беркут все же хотел согнать ефрейтора с кузова и заставить выполнить приказ, однако спор их неожиданно решил приумолкнувший было водитель.

— Разбирайтесь тут, руль-баранку вам в руки, без меня! — буквально прорычал он. — А меня хлопцы на передовой ждут. — И, решительно хлопнув дверцей, нажал на стартер.

«Уедет! — испугался Беркут. Эта бог знает откуда взявшаяся и какими ангелами-спасителями посланная ему машина была теперь единственным звеном, связывающим его со своими, с той Большой землей, к которой он так стремился в последние дни и к которой так молитвенно хотел добраться, во что бы то ни стало добраться. — Возьмет и уедет!».

— Черт с тобой, сиди! — крикнул он Арзамасцеву, но уже оказавшись у передка машины, чтобы не позволить водителю тронуться с места. — Однако я найду способ напомнить тебе, что приказ следует выполнять, понял?! Любой приказ — беспрекословно выполнять!

— Да ладно тебе, капитан, «беспрекословно»! — огрызнулся Арзамасцев, не пощадив при этом офицера на глазах у незнакомого сержанта, и этим еще больше огорчил и озадачил Беркута. Настолько, что он готов был вернуться к кузову и погнать наглеца в поле под дулом пистолета. — Приказы потом будем выполнять, если только выживем! И все как один — «беспрекословно»!

Сержант вновь решительно приоткрыл дверцу, но так ничего и не сказал. Понял, очевидно, что нервы у капитана и так напряжены до предела.

— Что ж ты один, такой ночью, да еще и под носом у фашистов? — удивленно спросил его Беркут, оббежав кабину и усевшись рядом с водителем. Об Арзамасцева на время было забыто.

— Ага, один — и посреди фронта, — иронично добавил водитель. Ему уже было под пятьдесят, во всяком случае, усы его показались Андрею седоватыми. А говорил он с характерным украинским акцентом. Собственно, говорил он по-украински, только большинство слов произносил на русский манер, очевидно, считая, что этого вполне достаточно, чтобы любой русский понял его.

— И все же, почему без сопровождающего, без охраны?

— Это ж не меня спрашивать надо, — благодушно заметил водитель, — а командиров моих. Но коль уж меня спрашиваете, то скажу так: главное, что сам себе хозяин.

— Как же ты решился остановиться, святая твоя душа?

— Были бы вы немцами — уже шарахнули бы по кабинке и руль-баранка мне, крещенному. А не остановлюсь — свои же шарахнуть могут. От избытка, так сказать, чувств, как говорит наш взводный, но по скатам. А со скатами теперь… Дешевле собственную голову под пули подставить. Вам бы в тыл, наверно, нужно, товарищи «самолетчики».