До последнего удара сердца
Шрифт:
Еще раз, мысленно прокрутив в голове собственную линию поведения и напомнив себе, что раскаяния от такой особы ждать не приходится, сделав глубокий, медленный вздох, журналистка решительно нажала кнопку звонка.
Дверь распахнулась неожиданно и совершенно бесшумно. Ни вопросов «кто там», ни бряцания засовов.
– Евгения Викторовна? – прозвучал из-за двери мягкий, чуть насмешливый голос. – Какая неожиданность! Явились с очередными обличениями или так просто заглянули, чайку попить?
Самообладание Стрижелецкой было потрясающим. Женя совершенно точно знала, что у Виктории Дмитриевны
– С обличениями, – попыталась она ответить в тон хозяйке квартиры. – А точнее, с разоблачениями. Впустите?
– Ну, разумеется. – И Стрижелецкая отступила от двери, сделав приглашающий жест.
Войдя в прихожую, Женя с любопытством огляделась. Квартира была небольшая, судя по всему, двухкомнатная. Старый, но хорошо отреставрированный паркет, дорогие тканые обои и множество финтифлюшек. Зеркало в изысканной раме, изогнутое белое кресло, обитое розовым шелком, столик на высокой ножке с мраморной столешницей. Чувствовалось, что Виктория Дмитриевна себя обожает и балует. Этакий будуар великосветской состоятельной львицы. Уютно, комфортно, изысканно, это вам не на нарах в колонии под тощим одеялом ночи коротать. А ведь они, нары, по Стрижелецкой просто-таки плачут!
– Славно у вас тут, – демонстративно оглядываясь по сторонам, заметила Женя.
– Благодарю. Может, пройдем в гостиную, надеюсь, она вам понравится не меньше, – не оставляя легкой иронии, предложила хозяйка квартиры.
Гостиная, объединенная с кухней, сохраняла стиль розовой кисейности. Белая с позолоченными бордюрами кухонная мебель, которой, вероятно, пользовались крайне редко, овальный обеденный стол, розовый велюровый диван с кисточками и золотыми позументами, мраморная женская головка на стеклянном столике. Жене такие хоромы и не снились. Впервые в жизни она почувствовала, как в ее душе шевельнулась обыкновенная мещанская зависть. Она с трудом подавила полный скрытого вожделения вздох, очень надеясь, что Стрижелецкая ее чувств не заметила.
– Присаживайтесь, – предложила Жене хозяйка, устраиваясь на кончике стула возле обеденного стола и закидывая ногу на ногу. Ножки у нее были стройные, а ступни просто крошечные, как у Золушки, с тонкими щиколотками.
Женя взглянула на низкий утопающий в подушках диван, на Стрижелецкую и пристроилась на высоком кожаном табурете возле мраморной стойки, отделявшей кухню от комнаты. Так она казалась себе выше, значительнее и так она чувствовала себя более собранной и готовой к предстоящей беседе.
– Итак, какая сенсационная новость привела вас ко мне? – насмешливо спросила Стрижелецкая.
И Женя, с огромным трудом сдерживая рвущееся наружу самодовольство, предвкушая, как сейчас вытянется, побледнеет
– Меня привели к вам несколько ксерокопий. – И Женя извлекла из сумки прозрачный файлик с ксерокопиями свидетельств о браках и разводах, последними среди которых лежали свидетельства на имя Дробышевой Виктории Дмитриевны, и наконец, диплом о медицинском образовании и выписка из трудовой книжки.
Стрижелецкая с легким интересом протянула руку и, взяв файлик, вытряхнула из него на стол тоненькую пачку листочков. Она просмотрела первый, и ее левая бровь изогнулась в легком недоумении, на лице написано было искреннее разочарование. Она словно вопрошала «и это все?».
Женя безучастно улыбалась. Наконец, Стрижелецкая добралась до трех последних листочков, и лицо ее едва заметно дрогнуло. Женя смогла это заметить лишь потому, что напряженно следила за ней.
Стрижелецкая аккуратно сложила ксерокопии в стопочку, по порядку, и обернулась к журналистке.
– В чем же сенсация? – В ее голосе звучало легкое разочарование. Она не переигрывала. Женя была готова ко всему и легкой победы не ожидала.
– Сенсация в том, что вы убили двоюродного брата Сергея Кольцова Дмитрия Михайлова, а ваш бывший муж убил его дядю Константина Петровича Михайлова, за что был осужден. Сенсация состоит в том, что Анна Павловна Михайлова, родная тетка Сергея Кольцова, узнала вас, когда Кольцов привез вас знакомиться с ней. Сенсация в том, что кроме Дмитрия Михайлова на вашей совести еще как минимум пять жизней, – неспешно, ровным голосом, гордясь внутренне собой, рассказывала Женя. – Простите, оговорилась, шесть. Ведь Сергея Кольцова тоже убили вы. А также пятеро людей, ставших по вашей милости инвалидами в результате вынужденного донорства, и еще несколько человек, чьему здоровью был нанесен немалый ущерб в результате инициированных вами хулиганских нападений. Шесть семей потеряли близких, у некоторых из пострадавших распались семьи. Марина Кольцова находится в КПЗ по ложному обвинению. Ведь это вы подставили подругу.
Стрижелецкая молча поднялась и, обойдя Женю, прошла в кухню. Она открыла шкафчик и достала бутылку «Боржоми». Руки ее не дрожали, но лицо больше не выражало циничного, насмешливого самодовольства.
Виктория Дмитриевна налила в красивый хрустальный стакан минералки и сделала несколько неспешных глотков. Женя ждала.
– Сами все раскопали? – спросила, наконец, Стрижелецкая.
– Сомневаетесь в моих способностях? – Девушка настороженно смотрела на Викторию Дмитриевну, готовая к любой реакции.
– Нет. Скорее восхищаюсь, – спокойно ответила та. – И как же вам это удалось?
Стрижелецкая стояла, прислонившись спиной к столешнице и опершись на нее разведенными в стороны руками, и с умеренным любопытством смотрела на Женю. Такой выдержке позавидовал бы Штирлиц, которого расколол Мюллер.
– Побеседовала с соседкой Анны Павловны, та кое-что рассказала о семействе, я съездила в Москву, разыскала потерпевших, добралась до больницы, – не совсем правдиво и очень скомканно рассказывала журналистка. – Неужели вы не узнали Михайлову, когда пришли знакомиться с теткой Кольцова?