До поворота (Кровавый Крым)
Шрифт:
Мила нервно переминалась на месте:
— Мин нет! Пошли же! Только к рельсам не прикасайся. Иди по камню…
— Боюсь, — честно ответил Слава. Драки с бандитами стали для него уже чем-то привычным, обычной частью странного путешествия. Но от темного камня веяло настоящей жутью, которая страшнее самой смерти. И внезапно из самой глубины этой жути раздался каркающий голос:
— Ауф ди берге вилль их штайген, Во ди фроммен хюттен штеен, Во ди бруст зих фрай эршлиссет, Унд ди фраен люфте веен.
Слава испуганно оглянулся и понял, что голос принадлежал пленному
— Хайне. Ди Харцрайзе. Путешествие на Гарц.
— И что это значит? — Слава догадался, что бандит процитировал какой-то немецкий стишок.
— Гейне. Я хочу подняться в горы, где живут простые люди, там, где грудь вольготно дышит и свободно веют ветры. Да. Ветры, как показывает опыт, веют в основном не из груди, а из задницы. Но Гейне был романтик. И дурак. И гений.
— Ты чего? — Мила осторожненько пнула бандита носком туфли, — забылся?
— Руками не трогать. Под напряжением! — глядя на табличку, перевел парень.
— Ага, значит, и мины есть?
— Не знаю, здесь не написано, — бандит снова ухмыльнулся, потянувшись, — но я на проводах лежу, а ноги на рельсах, значит — тока нет…
— Слушай, может, ты сам пойдешь?
— Конечно пойду.
— Нет, — остановил ее Слава, — он ногами дерется!
— Ага, — подтвердил связанный, — красный пояс был.
— Но ведь он же темноты боится…
— Ничего, — острые мурашки пошли по спине, как будто кто-то смотрит сзади, Слава даже оглянулся, — Полежит.
— Не, я лучше впереди пойду, — мирно улыбался парень. — Грудью на мины! Считайте меня комсомольцем!
— Нет, — но Слава опоздал, Мила уже распустила ремень и помогала парню подняться. Сделав пару приседаний, тот помахал в воздухе ногами. По гримасе, пробежавшей через его лицо, Слава понял, что ему больно.
— Пошли, — парень смело шагнул вперед, как будто и руки у него свободны.
— Дойче зольдатен, унтер официрен…
— Да тише ты!!!
Впереди, вроде, что-то посыпалось. Или нет. Просто эхо от шагов. Коридор уводил все ниже, плавно петляя. Иногда в стенах появлялись двери, одна из них была открыта. Слава заглянул — вниз уходила крутая железная лесенка.
Наконец, коридор перестал кружить и оборвался длинным низким залом. Луч фонарика выхватывал из темноты пузатые тяжелые диваны со сгнившей обивкой, большие одинаковые ящики и кучи какого-то странного тряпья. С одной из стен лупил злобный пустой глаз черный нарисованный орел, сидящий на кружочке со свастикой.
— Все, пришли, — остановился посреди небольшого пространства парень, — устал.
Он сел на один железный ящик и, откинувшись к стене закрыл глаза.
— Может, и руки мне тоже развяжем?
— Нет.
— Потом, — шаря слабым лучом по стенам, Мила остановливалась на табличках, укрепленных на ящиках. Не выдержала и, пододя к одному, попыталась открыть, даже нож достала.
— Смотри-ка, герметика!
Боясь оторвать от пленника взгляд, Слава постоянно чувствовал, как за ним что-то наблюдает, но не решался еще раз оглянуться. Тоже сел на холодный ящик, рука опустилась вниз
— Фу, гадость какая! — вскочив, он невольно задел этот странный куль, и тот осыпался на пол неясной грудой, только череп откатился к ногам связанного бандита.
— Не тревожьте праха славных солдат, — филосовски заметил пленник и добавил еще что-то по-немецки.
— М-да, — задумчиво произнесла Мила, — ничего интересного. Одни Йорики!
Она осветила фонариком еще несколько похожих кучек тряпья. На одном черепе сохранился клок кожи с волосами.
— Помещение было закупорено герметично…
— Море под носом, а воздух сух!
— Должна быть вентилляция, и она работает!!!
Слава попытался найти еще штольню.
— Значит, и напряжение должно быть! — парень отодвинулся от близких проводов.
— А мины?! — дрогнул луч фонарика. — Может, лучше обратно двинем?
— Нет, — гордо вскинулся парень, — развяжите руки!
— Нельзя.
Славе никак не удавалось отделаться от ощущения, что мертвецы наблюдают за ними и смеются, зная, что назад дороги не будет.
— Зачем? — катала ножкой один из черепов Мила.
— Я открою эти ящики!
— Да?
— Да.
— А зачем нам их открывать? Вдруг там мины? — она отшвырнула череп к противоположной стене.
— Девушка, у вас навязчивая идея.
Парень знакомо улыбался, но теперь эта улыбка заставила только Славу насторожиться. Он не верил ему. Парень легонько пнул ногой ближайший ящик.
— Открыть, чтобы посмотреть, что там есть! Мины-хуины, какая разница?
— Ну, и как же ты откроешь? — сомнения не отпускали, а страхи все усиливались, прилипчивые и отвратительные, как на кладбище вечером. Да это и было кладбище, только покойники не закопаны. То есть как? Очень даже закопаны! Они же под замлей, скала сверху, трава, туристы. Тьфу ты черт, вечер же! На голове сами зашевелились волосы: вот кучки уплотнились, оформились, сечас как встанут, направят автоматы и вот и весь «вас-и-сдас»!
— Отмычкой.
— Нет, — уселась напротив Мила, — Сначала ты нам все раскажешь!
— О чем? — не понял парень.
— Как это о чем! — взорвалась девочка, — зачем ножами-то махали?!
— А, — связанный пожал плечами, — шеф приказал.
— Какой еще шеф? — прищурился Слава.
— Зачем? — Мила взяла в руки автомат и стала вертеть, небрежно разглядывая.
— Ты это, оружие-то положи!
— Боишься?
Уверенно подняв с пола еще один автомат, Слава нажал на спуск. Нежданная очередь пронеслась над головами, рикошетя от стен. Гул, многократно отразившись, слился в одну противно-басовую ноту. На мгновение мелькнула безумная идея пострелять их тут всех и самому остаться здесь навсегда… Мертвые просили. Слава осторожно положил автомат рядом, боясь и держать в руках, и отбросить подальше.