До рая подать рукой (сборник)
Шрифт:
– Оставшуюся половину пирога сегодня есть не будут, – возразила Микки. – Ты можешь получить только мой кусок.
– Ерунда, Микки, – махнула рукой Дженева. – Завтра я могу испечь тебе еще один яблочный пирог.
И уже поднялась из-за стола, но Микки остановила ее:
– Сядь, тетя Джен. Речь не о пироге.
– А мне представляется, именно о нем, – возразила Лайлани.
– Послушай, девочка, ты не можешь до бесконечности изображать молодого опасного мутанта, червем проползающего…
– Червем? – Лайлани скорчила гримаску.
– Червем проползающего… – Микки замолчала, удивленная тем, что хотела
– В твою селезенку? – предложила свой вариант окончания фразы Лайлани.
Никогда раньше, насколько помнила Микки, она не позволяла себе до такой степени озаботиться судьбой другого человека.
Наклонившись через стол, словно пытаясь помочь Микки найти ускользающие от нее слова, Лайлани предложила другой вариант:
– В твой желчный пузырь?
Теплые чувства к кому-либо опасны. Теплые чувства к кому-либо делают уязвимой тебя саму. Оставайся на высоких стенах, под защитой крепостных башен.
– В почки? – внесла свою лепту Дженева.
– Червем проползающего в наши сердца, – продолжила Микки, заменив первоначальное мое на более нейтральное наши, чтобы разделить риск с Дженевой и не слишком подставиться под удар, – а потом думать, что нам безразлична опасность, которой ты подвергаешься.
Но Лайлани продолжала паясничать, не выходя из роли:
– Я никогда не видела себя сердечным червем, но, полагаю, это очень респектабельный паразит. Так или иначе, я заявляю со всей ответственностью, если это необходимо, чтобы получить кусок пирога, что моя мать мне не опасна. Я живу с ней с тех пор, как маман меня родила, и у меня по-прежнему целы и руки, и ноги, и голова. Она трогательная, старушка Синсемилла, но не страшная. И потом, она – моя мать, а когда тебе девять лет, пусть ты и очень умна, ты не можешь собрать чемоданы, уйти из дома, найти хорошую квартиру, высокооплачиваемую работу в фирме, специализирующейся на программном обеспечении, и к четвергу разъезжать по городу на «Корветте». Я к ней привязана, если ты понимаешь, о чем я, и знаю, как вести себя в такой ситуации.
– Служба охраны прав ребенка…
– Намерения у них добрые, но проку от них никакого, – прервала ее Лайлани с уверенностью человека, который знает, о чем говорит. – И потом, я не хочу, чтобы Синсемиллу вновь упекли в дурдом и в очередной раз прострелили ей мозги электричеством, потому что тогда я останусь одна с моим псевдоотцом.
Микки покачала головой:
– Они не оставят тебя на попечении бойфренда твоей матери.
– Говоря «псевдоотец», я подразумеваю лишь отсутствие биологической связи. Он – мой законный приемный отец. Женился на Синсемилле четыре года тому назад, когда мне было пять. Я еще не вышла на уровень колледжа, но понимаю, что это значит. Была даже свадьба, позволь заметить, пусть и без высеченного изо льда лебедя. Вам нравятся высеченные изо льда лебеди, миссис Ди?
– Никогда ни одного не видела, дорогая, – ответила Дженева.
– Я тоже. Но идея мне нравится. Женившись на Синсемилле, он сказал, что теперь я и Лукипела должны носить его фамилию, пусть он нас и не усыновил, но я по-прежнему предпочитаю говорить всем, что я – Лайлани Клонк, как и при рождении. Надо быть сумасшедшим, чтобы носить фамилию Мэддок, в этом у нас с Лукипелой разногласий не было.
И тут в глазах девочки
Известие о том, что отношения Синсемиллы и доктора Дума официально зарегистрированы, не остановило Микки в ее желании взять на себя опеку сестры по несчастному детству.
– Даже если он твой законный приемный отец, соответствующие правоохранительные органы…
– Соответствующие правоохранительные органы не нашли человека, который убил мужа миссис Ди, – отпарировала Лайлани. – Ей пришлось идти по следу Алека Болдуина до самого Нового Орлеана и вершить правосудие собственными руками.
– Что я и проделала с чувством глубокого удовлетворения, – откликнулась Дженева, поднимая кофейную чашку, словно салютуя праву на благородную месть.
Но ни единая искорка веселья не оживила глаза Лайлани, уголки рта не изогнулись в улыбке, да и в голосе не слышалось шутливых ноток, когда она, встретившись с Микки взглядом, прошептала:
– Когда ты была красивой маленькой девочкой и плохие люди брали у тебя то, что ты не хотела отдавать, разве соответствующие правоохранительные органы хоть раз помогли тебе, Мичелина?
Интуитивная догадка Лайлани о том, через какой ад пришлось пройти Микки, ужаснула ее. Сочувствие в синих глазах потрясло до глубины души. Микки вдруг поняла, что девочке открылись самые отвратительные секреты, которые она так тщательно хранила. И пусть она не собиралась говорить с другим человеком о годах унижения, пусть до этого момента яростно отрицала бы утверждения о том, что была чьей-то жертвой, Микки не почувствовала ни боли, ни страха, как ожидала. Наоборот, словно развязался узел, стягивающий душу, поскольку она осознала, что в сочувствии, которое выказывала девочка, не было ни грана снисходительности.
– Хоть раз помогли? – повторила вопрос Лайлани.
Не доверяя голосу, Микки покачала головой, впервые признав, на каком страшном прошлом построена ее жизнь. И пододвинула тарелку с пирогом к Лайлани.
Из сидящих за столом слезы брызнули только у Дженевы, и она шумно высморкалась в бумажную салфетку. Разумеется, она могла вспоминать какую-то душещипательную сцену, в которой ей ассистировал Кларк Гейбл, Джимми Стюарт или Уильям Холден, но Микки чувствовала, что в этот раз ее тетушка не утратила контакта с реальностью.
– Выдумать такое трудно, – разлепила губы Микки.
– Да, где-то я это уже слышала. – Лайлани взяла вилку.
– Он – убийца… не так ли? О своей матери ты сказала все как есть.
Лайлани отделила вилкой кусок пирога.
– Хороша парочка, а?
– Но одиннадцать человек? Как ему удалось остаться…
– Ты уж извини, Микки, но история о докторе Думе и его многочисленных жертвах скорее скучная, чем захватывающая, и она может еще больше испортить нам этот чудесный вечер. Он уже и так испорчен, спасибо представлению, которое устроила Синсемилла. Если ты действительно хочешь побольше узнать о Престоне Клавдии Мэддоке, кузене Смерти, читай газеты. Он какое-то время не появлялся на первых полосах, но ты найдешь эту историю, если захочешь. Что же касается меня, то я предпочту есть пирог, говорить о пироге, философствовать о пироге. В нашей компании лучшей темы для общения не найти.