До рая подать рукой
Шрифт:
Его узнают в тот самый момент, когда он выйдет из укрытия.
А пока он посылает собаку к Полли.
Испуганная, она тем не менее повинуется и бежит назад, тем же путем, каким привела его к «Эксплореру» и псевдо-«Корветту».
Кертис не питает иллюзий насчет того, что ему удастся выйти из грядущей схватки живым. Враг слишком близко, он слишком сильный, слишком безжалостный, чтобы потерпеть поражение от маленького, беззащитного мальчика-сироты.
Однако у него есть надежда, что ему удастся каким-то образом предупредить
Желтый Бок исчезает за углом. Как всегда, с осознанием того, что ее Создатель рядом с нею… и в следующие минуты Он понадобится ей, как никогда прежде.
Глава 46
Стены тюрьмы рухнули вокруг нее, но она поставила камни на место, а когда прутья решеток вывалились из окон, приварила их к закладкам и забетонировала свежим раствором.
Из этого сна – не кошмара, в котором она строила себе тюрьму, пугающего разве что радостью, с которой она работала, Микки и пробудилась, мгновенно почувствовав: что-то не так.
Жизнь научила ее ощущать опасность на расстоянии. И даже во сне она распознала угрозу, нависшую над ней в реальном мире, отчего и покинула пусть призрачную, но тюрьму.
Лежа на диване в гостиной, закрыв глаза, с чуть приподнятой на подушке головой, она не шевельнулась, продолжала ровно дышать, словно спящая, но вслушиваясь в происходящее вокруг. Вслушиваясь.
Дом погрузился в тишину, такую же глубокую, как в похоронном бюро после его закрытия, когда все сотрудники и скорбящие уже разошлись по домам.
Микки устроилась на тахте, чтобы почитать журнал в ожидании Лайлани. Вечер тянулся и тянулся, наконец Дженева пошла к себе, строго наказав разбудить ее, как только девочка появится в дверях. После ухода тети Джен, дочитав журнал, Микки вытянулась на диване, закрыла глаза, чтобы дать им отдохнуть, не собираясь спать. Но усталость, накопившаяся после трудного дня, жара, высокая влажность и растущее отчаяние совместными усилиями отправили ее в выстроенную во сне тюрьму.
Инстинктивно она не открыла глаза, когда проснулась. И теперь держала закрытыми, исходя из истины, известной каждому ребенку, которую иной раз признавали и взрослые: никакой Страшила не причинит вреда, если не смотреть ему в глаза и вообще не подавать виду, что знаешь о его присутствии.
Кстати, и в тюрьме она узнала, что притворяться спящей, глупой, наивной, безразличной, глухой или слепой, если тебе делают грязное предложение или даже оскорбляют, более мудрая реакция, чем сразу вставать на дыбы и лезть в драку. Между тюрьмой и детством существует немало аналогий. Вот и со Страшилой не стоит встречаться взглядом ни ребенку, ни заключенному.
Кто-то двигался неподалеку. Мягкий шорох подошв по ковру и скрип половиц говорили за то, что пришелец – не плод ее разгоряченной фантазии и не призрак трейлерного парка.
Шаги приблизились.
Она чувствовала, что рядом с диваном стоит человек. Пристально смотрит на нее, пытаясь понять, спит она или притворяется.
И это не Дженева. Даже путая реальную жизнь с фильмом, тетя никогда не повела бы себя столь странно. Джен помнила, как была Кэрол Ломбард в фильме «Мой мужчина Годфри», Ингрид Бергман в «Касабланке», Голди Хоун в «Грязной игре», но не видела себя ни в каких триллерах, разве что в «Милдред Пирс». Ее вторые жизни окружал ореол романтики, где-то с оттенком трагичности, но можно было не волноваться, что тетя Джен поведет себя как Бетти Дэвис в «Что случилось с крошкой Джейн?» или Гленн Клоуз в «Роковом влечении».
Обоняние Микки обострилось за счет медитативной неподвижности и вынужденной слепоты. Она почувствовала терпкий запах незнакомого ей мыла. Легкий аромат лосьона после бритья.
Пришелец шевельнулся, выданный протестующим скрипом половиц. Несмотря на оглушающие удары сердца, Микки могла сказать, что он удаляется от нее и дивана.
Сквозь завесу ресниц поискала его, нашла. Он проходил мимо низкого буфета, который отделял гостиную от кухни.
Одна маленькая лампочка, горевшая в гостиной, не разгоняла тени, а создавала романтичную обстановку. Кухня же вообще купалась в темноте.
Но даже сзади, по одному только силуэту, она сразу поняла, с кем ей пришлось иметь дело. Престон Мэддок нанес им визит, пусть его никто и не приглашал.
Микки не заперла дверь черного хода, на случай, если придет Лайлани. Теперь Мэддок, покинув их трейлер, оставил ее широко открытой.
Осторожно она поднялась с дивана и пошла на кухню. Нисколько не удивилась бы, обнаружив его на ступеньках, широко улыбающегося, довольного тем, что раскусил ее уловку, догадался, что она только прикидывалась спящей.
Но на ступеньках ее никто не поджидал.
Она решилась выйти из трейлера. Во дворе никто не затаился. Мэддок ушел к себе.
Вернувшись на кухню, она отсекла ночь. Задвинула засов. Щелкнула замком.
Страх растаял, оставив чувство обиды. Но прежде чем обида перешла в ярость, Микки подумала о Дженеве, и страх вернулся.
Она понятия не имела, сколько времени провел Мэддок в их доме. Он мог побывать и в других комнатах, прежде чем зайти в гостиную, чтобы посмотреть, как спит его новая соседка.
Из кухни Микки поспешила в короткий коридор. Проходя мимо своей комнатки, увидела полоску света под дверью. Хотя точно помнила, что не оставляла лампу зажженной.
Конец коридора. Последняя дверь. Приоткрытая.
В угрожающей тьме светились только цифры и стрелки часов. Когда Микки добралась до кровати, отсвета хватило, что увидеть главное: голова тети Джен на подушке, умиротворенное спящее лицо, закрытые глаза.
Микки поднесла трясущуюся руку ко рту Дженевы, уловила ладонью теплое дыхание.