До того как…
Шрифт:
— Они все без вины, — достал пачку сигарет и вытащил одну. — Так сколько лет Василию?
— Сороковник. Понимаю, немолод, но мне грех жаловаться. Пашет, как вол, а в постели — ураганище. Вот те крест. Ты, Дим, прости меня, ладно? Давно нужно было приехать, да стыдно было лицо показать.
— Оль, я не злюсь. Все прошло. Жаль деда твоего, да батю. Даже проститься не дали. Но и это переживу.
— Ты куда после службы?
— Пока не решил, — я тихо хмыкнул, нагло солгав. — Время
— Да, — потупила взгляд девушка. — Инсульт стукнул. Вот так-то. А если б не ты тогда, то я б уже давно в сырой земле сгнила.
— Ладно, Олька, — я обнял ее за плечи и коснулся губами лба. — Ты береги себя. Я больше в деревне не появлюсь, наверное. Заступиться за тебя теперь некому. Просто живи, Оль. Красота, она проходит. Ты хорошая, правда.
— Поляков, ты совсем обнаглел? — вдруг откуда-то со стороны послышался голос, который я во сне слышал. — А она что здесь делает?
На деревянной лавочке сидела Инга.
Ольга попятилась и, вручив мне корзину, потопала по улице, опустив голову. Девушка старалась прикрыть лицо. Ей было стыдно перед Ингой.
Мне показалось, что я дышать перестал. Поставил на пол лукошко и медленно подошел к скамейке.
Инга похорошела. Стала еще красивее, чем была в последнюю нашу встречу. Волосы падали на обнаженные плечи красивыми волнами. Губы словно манили.
На ней был короткий кружевной топ и плиссированная юбка. Но сидела она, как мальчишка, широко расставив ноги.
— Приехала, — я обхватил ладонями смуглое лицо. — Я во сне тебя вижу, слышишь? Ты в голове живешь, Инга. Люблю так сильно, что дышать больно.
Сейчас было плевать на то, что она не писала и не приезжала. Она рядом. Теплая, манящая, любимая и самая желанная женщина.
— Пойдем, — девушка встала, поправив юбку, и потащила меня к забору, где рос колючий, но довольно густой кустарник. — Хочу тебя.
— На улице?
— А тебе не все равно? Идем, говорю.
Мы пролезли сквозь кусты. Девушка задрала юбку, под которой ничего не было.
Прислонив ее к забору, с трудом расстегнул ширинку. Сейчас действительно было плевать на все. Нас могли увидеть, но это не останавливало. Стащив с себя штаны, сжал ладонями упругие ягодицы. Губы накрыли шею девушки. Она застонала, когда я медленно проник в ее горячее податливое тело.
Не помню, как оказался на земле, но Инга сидела сверху, задавая бешеный ритм. И я понял, что нет никого лучше, чем эта девчонка. Да, она любила секс. Но я любил его не меньше.
Неохотно одеваясь, помог ей застегнуть молнию на топе.
— Люблю тебя, — прошептал ей в ухо, и на ее теле появились мурашки.
— А я тебя, мой родной, — девушка провела пальцами по моей небритой
— Ты уже уходишь?
— Нервничаешь? — лукаво улыбнулась. — Прогуляться тебя не отпустят? Можно было просто пройтись. Или в кафе заскочить. Я бы выпила. Не бойся, я не без денег, — девушка тихо засмеялась.
— Да, и я при них, — ущипнул ее за вздернутый носик. — Стой тут и не смей уйти. Я мигом. Ладно, любимая?
— Беги, солдат, я подожду, — лицо девушки озарила потрясающая улыбка.
Рванул в казарму, прихватив корзину, что оставила Оля, зная, что мне обязательно дадут внеочередное увольнение.
А повод серьезный. Я прямо сегодня попрошу ее дождаться и выйти за меня. Это то, о чем я грезил ночами. Сейчас мне было плевать на все.
— Ну че? Как оно, Поляк? Ты ж, надеюсь, не подвел? Хорошо ее оттащил? — ржал Андрюха, продолжая лежать на койке. — Ты как малолетка после первого перепихона. Светишься и рожа гордая. Тебе медальку вручили?
— Отвали, Андрюха, — ударил друга в плечо. — Вот, возьми, поешь лучше.
Я поставил корзину на своей кровати, вытащил из тумбы пачку купюр и рванул к комбату за увольнительной.
До самого вечера просидел в кафе, обнимая пьяную в дрова девушку. Красивая, как мама, но синячит, как папа, это как раз о ней. Хотя я был уверен, что Самвел непьющий.
Инга накидалась, как мужик, но, тем не менее, крепко стояла на своих ногах.
— Все, пора мне, Дим, — она взглянула на часы, которые сверкали на тонком запястье. — Идем. Там к проходной за мной заехать должны. Только без сцен, ладно?
Я напрягся и сжал ее руку.
— И кто тебя заберет?
— Один из отцовских парней. Игорек Горский. Он мне никто, ты не подумай. Личный водитель и не более. Просто знаю твой характер и страхуюсь.
У проходной стоял белый Мерин. Стриженый парень в белой майке впился в меня неприятным взглядом. Он словно изучал. Искал слабое место. На шее цепь и ладанка, на запястье часы дорогие. Теперь он смотрел на девушку, которая повисла на моей шее. Ненормально так смотрел. Словно ревновал.
— Инга, довольно поцелуев, пора, — и говорил он с ней так, будто она принадлежит именно ему.
Девушка засмеялась и села на пассажирское сиденье, даже не попрощавшись. Автомобиль рванул с места.
Настроение тут же испортилось, и я вернулся в казарму.
Андрюха доедал последний пирожок! Не знаю, сколько их там было, но сожрал все!
— Кстати, — скинув сапоги, улегся на койку, закинув руки за голову. — Гулял я с Ингой, а вот пирожки Ольгины. Ну, та, у которой гонорея.
Андрюха подавился и бросил на пол надкушенный пирог.