До третьего выстрела
Шрифт:
— Виктор! — вскрикивает Наташа, заметя скользнувшую вдоль домов тень.
— Откуда ему взяться… — бормочет Леша.
— Ребята… — Наташа прижимает руку к горлу. — Топор назвал меня куколкой!.. Как Виктор!
— Вот кому был нужен пистолет! — понимает Сенька. — Идите прямо, я — дворами.
Он скрывается в темноту. Остальные спешат вперед, сколько хватает сил.
Сенька летит
Остальные ребята доходят до угла и видят Сеньку, привалившегося бессильно к витрине киоска.
— Сеня! — метнулась к нему Наташа.
Сенька оборачивается, молчит.
— Сеня…
— Она там, — говорит он деревянным голосом. — Пистолета нет.
Наташа не решается сделать последний шаг вперед.
— Она… жива?
— Там кровь, — Сенька оседает на землю, тупо повторяет: — Кровь… Кровь…
За столиком в блинной Бондарь прихлебывает кофе. С двумя стаканами к нему пробирается Виктор. Взвинченный, напуганный. Непроизвольно озирается. Ставит стаканы и приваливается грудью к столу.
— Разрешите?
— Не вертись, — сквозь зубы говорит Бондарь.
Виктор залпом выпивает кофе. Вынимает сверток, кладет на столик. Глаза «маэстро» загораются, но осторожность берет верх.
— Не здесь.
— Берите, больше не могу… — Виктор придвигает сверток к Бондарю, хватается за второй стакан.
Бондарь прикрывает сверток локтем. Некоторое время стоит, с виду ничего не делая, но когда поднимает локоть, то под ним пусто.
— Выходи. Догоню.
В дверях появляется Томин. И тотчас четыре посетителя, не обращавшие на Бондаря с Виктором внимания, крепко берут их под руки.
Подойдя, Томин смотрит на обмякшего, онемевшего Виктора и беззвучно шевелит губами, но слова русские народные, легко прочитываются и таят в себе свирепую угрозу. Виктор зажмуривается.
— В машину! — командует Томин.
Виктора
Томин обращается к парочке, увлеченной разговором в углу. — Небольшое одолжение, молодые люди. Проводится задержание преступника. Попрошу вас быть понятыми.
Парочка машинально повинуется.
— Следите внимательно.
Один из сотрудников, держащих Бондаря, показывает:
— В левом верхнем.
Томин сдвигает пустые стаканы, достает из внутреннего кармана у Бондаря сверток, разворачивает. Открывается тяжелый вороненный «ТТ».
Будут еще опознания, очные ставки и допросы, допросы… Но история, в сущности, окончена.
Для Гвоздика, Наташи с Лехой и Сэма кончилось детство. Для Нины Зориной — жизнь. Для Пал Палыча тоже что-то кончилось, едва успев начаться. Много ли он знал Ниночку, а чувство такое, будто потерял кого-то из близких.
Друзья собрались у Знаменского. По инерции обсуждают подробности, пытаясь переиначить прошлое — хоть на словах.
— Если б обойма была вставлена, она могла успеть…
— Вряд ли, Зинаида. По словам ребят, этот подонок умел ходить бесшумно. Видно, застал врасплох. Следов борьбы нет, только ножевая рана. Сантиметром бы выше или ниже…
Знаменский давно стоит, отвернувшись к оконной раме.
— Павел, — тихо просит Кибрит, — не страдай в одиночку.
Тот не оборачивается. Спустя минуту говорит:
— Не хотела она там работать. Я уговорил. Сидела здесь, хлопала доверчивыми глазами, а я пел соловьем…
Звонок телефона. Второй, третий. Пал Палыч нехотя берет трубку. Слышит радостный голос:
— Гражданин следователь, то есть, товарищ следователь, это я, Губенко. Вы меня допрашивали, у меня еще телевизор сломался, а жена ультиматум… Вспомнил я, товарищ следователь! Малый, который в переулке стоял, он на фабрику к нам ходит. Страховые взносы принимает! Сегодня вдруг раз! — и вспомнил. Алло, товарищ следователь, вы меня слышите?..
— Да… вас я слышу, — Знаменский кладет трубку на стол, из нее продолжает звучать голос Губенко.
Что бы ему вспомнить на день раньше!