До встречи в Лондоне. Эта женщина будет моей (сборник)
Шрифт:
– У них теперь приказ такой – не церемониться с террористами.
Горегляд доковылял до крохотной поляны и тяжело опустился на поваленное дерево. Стянул с головы шапку. У него оказались коротко стриженные темные волосы. Дышал он тяжело.
– Вы рану-то перевязали? – спросил Ледников.
– Да, перетянул, чем мог, – сжав зубы, нехотя сказал Горегляд.
– Давайте тогда перебинтуем, – приказал Ледников. – Вот бинты, антисептик, пластырь…
Горегляд удивленно посмотрел на него, но возражать не стал.
– Сам справишься? Или помочь? – перешел на «ты» Ледников.
– Не…
– Ну, сам так сам, – не стал спорить Ледников.
Пока Горегляд бинтовал бедро, Ледников внимательно разглядел его. Выглядит даже моложе своих лет. Смуглое лицо южного красавца. Но без нагловатости и самодовольства.
– Пуля в ноге? – спросил Ледников.
– Не… К счастью, насквозь. Крови вытекло только много.
Толя Троицкий, кажется, разгадал и описал его совершенно верно. На бандита не похож. Даже с учетом тех университетов, что он прошел среди шпаны и уркаганов поселка Майский, в армии и милиции…
Сомнения Ледникова в том, что Горегляд в одиночку не мог провернуть всю эту операцию с Муромскими и Гланькой, переросли в уверенность. И теперь самое главное – выведать, кто за ним стоит. Потому что сам он из игры явно выпадает, а вот тот, кто за ним, остается. А значит, процесс не закончен.
Когда Горегляд со стоном вытянул ногу, Ледников приступил к собеседованию, именно в таком жанре он собирался для начала построить разговор. А там видно будет, может, придется и сменить пластинку.
– Что с Муромским? – резко спросил он.
– С каким?
– С Рафой. Что со старшим, я знаю.
– А-а… Не знаю я.
– Что значит – не знаю? – повысил голос Ледников.
– То и значит! – нахохлился Горегляд. – Сбежал он. Ночью. Куда делся, понятия не имею.
Ничего себе поворот сюжета! Ледников с сомнением посмотрел на понурого Горегляда.
– А может, это ты его убрал, а? Придушил, спрятал, а теперь рассказываешь мне сказки!
– Да не сказки!.. На кой мне его душить? Он в таком состоянии был… Может, жив, а может, и нет уже.
– Что же ты с ним делал? Наркотики, что ли, колол?
– Да нет, таблетки в еду добавлял. Аналог азалептина. Он от них как в затмении все время был.
Значит, азалептин. Применяют при шизофрении, маниакальном синдроме и маниакально-депрессивном психозе, вспомнил Ледников. При лечении могут наблюдаться мышечная слабость, сонливость, спутанность сознания… В последнее время именно азалептин очень часто используется при криминальных отравлениях. Почему-то именно им промышляющие девицы вводят в состояние затмения своих клиентов. Его просто добавляют в водку, в пиво, в вино, и «пациент» вырубается. Через сутки приходит в себя. Правда, тут все зависит от дозы. Азалептин стал даже популярнее клофелина. А клофелином сейчас чаще всего пользуются при суициде, то есть его теперь предпочитают в основном самоубийцы.
Теперь пора его несколько оглоушить, решил Ледников. Дать понять, что у нас такие длинные руки и мы так много знаем, что темнить не стоит.
– Руслана ты специально не предупредил о покушении?
– Руслана? – честно изумился Горегляд. – А-а… При чем
– Сам знаешь, при чем. Ты даже не представляешь, как много я о тебе знаю, – многообещающе сказал Ледников. – Так что было с Русланом? Ты же знал, что на него готовится покушение?
Леня облизнул губы. Он смотрел в землю и ничего не говорил. Видимо, пытался сообразить, какое отношение имеет давнишняя история с его приятелем к нынешним делам. Наконец он затравленно сказал:
– Да он сам все знал! Что ему было рассказывать? Сам все знал. У них там тогда настоящая война шла.
– За наследство Джуса?
– Ну да…
– А Джуса действительно Руслан убрал?
– Откуда я знаю? Он в таких вещах мне не исповедовался.
– Но он же был в этом заинтересован?
– Был. Но не настолько, чтобы убивать. Он просто хотел отодвинуть его в сторону, чтобы самому распоряжаться всем бизнесом.
Горегляд поднял на Ледникова затравленные глаза:
– Зачем вам все это?
– А ты догадайся сам, ты же опер!
Горегляд только еще сильнее понурился. Он явно растерялся. Готовился-то он к одному разговору, а тут…
– Видишь ли, Леня, я пытаюсь понять, на что ты способен. На какие такие злодейства. Чего от тебя ждать? Что у тебя на душе лежит?
– Что лежит, все мое, – криво улыбнулся Леня. – Я сам за все отвечу.
– Конечно, ответишь, – не стал возражать Ледников. – А теперь я хотел бы услышать все о твоих делах с семейством Муромских. Давай с самого начала…
Ледников уселся на поваленное дерево напротив Лени и выжидательно уставился на него.
Из того, что рассказывал Леня, что написал Толя Троицкий, что знал сам Ледников, постепенно нарисовалась такая картина…
Вся эта кутерьма началась, когда Леня служил в армии. Он воевал в «горячих точках», был ранен, а в это время настоящими героями страны становились те, кто сделал сказочное состояние на обломках империи. О них трубили газеты, их показывало телевидение, а уж слухи об их богатстве ходили самые фантастические. Среди этих героев был и Муромский. Вот тогда-то город и поселок Майский вспомнили своего блудного сына. Поползли самые дикие слухи о тех временах, когда Муромский химичил в местной типографии, и кто-то вспомнил о его близости со Светой Горегляд, а потом, само собой, сын Светы превратился в сына Муромского.
Слух крепчал и потихоньку стал одной из легенд поселка Майский, спорить с которым было уже бессмысленно. Леня, уходивший в армию сиротой, никогда и в мыслях не державший, что какой-то мужик по фамилии Муромский имеет к нему отношение, вернувшись, тут же получил прозвище Сын олигарха. Никаких возражений никто и слушать не хотел. Самое же подлое и невыносимое было то, что на Леню перенесли часть той завистливой ненависти, с которой относились к новым богатеям. Можно было подумать, что Леня что-то от богатств Муромского имеет! А он не имел ничего, кроме дурацких слухов и подозрений, будто ему что-то перепадает от богатств «отца». И возненавидел он этого «папашу» по-настоящему. И всякое известие о блудном отце вызывало в нем дикое раздражение.