До встречи в Лондоне. Эта женщина будет моей (сборник)
Шрифт:
Отпахав в десантных войсках два года, побывав в горячих точках, где люди расправлялись друг с другом самым зверским образом, Леня вернулся домой. Там его никто не ждал. Надо было искать, где жить. Помог Руслан – нашел однокомнатную квартиру в хрущобе за «парчком». Сказал, что о деньгах пусть не беспокоится – эту квартиру он «взял» у одного должника в счет долга.
Потом беспечно спросил: «Ну, и что теперь? Как жить собрался, братан?»
Наверняка Руслан предложил бы свою помощь, но что-то мешало Лене просить его об этом. И он, не особо задумываясь, сказал: «А мне наш ротный посоветовал в школу милиции поступать. Говорит, там таких,
Он ожидал, что Руслан начнет над ним потешаться, в поселке «мусоров» не жаловали, но тот вдруг задумался и с явным одобрением сказал: «В менты, значит? А что… Что-то в этом есть. А мне даже в голову не приходило!»
Пока Леня в окружении многочисленных отпрысков «милицейских династий» готовился стать оперуполномоченным уголовного розыска, Руслан становился в масштабах поселка все более серьезным авторитетом, постепенно расширяя сферу своих интересов за пределы Майского на весь город. Встречались они нечасто, но вполне по-дружески. Из разговоров становилось ясно, что Руслан знает о милиции много такого, чему в школе не учат. Он ни о чем никогда не просил, наоборот, предлагал любую помощь, но Леня знал, что придет время, когда Руслан попросит… И это будет очень серьезная просьба.
Получив погоны лейтенанта, Леня приступил к службе в городском отделе внутренних дел. Служба началась с грандиозного события – в своей машине был взорван главный авторитет Майского – Алик Джус. Взрыв был такой силы, что от Джуса практически ничего не осталось. Никто не знал, что там хоронили в закрытом гробу из красного дерева.
Таких похорон Майский не видел никогда. Гроб пронесли по улицами поселка. Следом шли десятки мужчин в дорогих черных костюмах с охапками роз, булыжными физиономиями и каменными затылками, за ними медленно, как стадо коров, двигались бесчисленные джипы и «мерсы»…
Леня, мобилизованный для охраны порядка и ведения оперативного наблюдения вместе со всем отделом, с любопытством разглядывал это невиданное шествие. Было понятно – это не просто похороны, это демонстрация новой силы, воцарившейся в городе и уже ничего не боящейся.
Среди самых близких к гробу людей шел Руслан с напряженным, но спокойным лицом. Лене показалось, что он заметил его в толпе и чуть заметно кивнул.
В толпе шепотом говорили, что в гробу вовсе не Алик Джус. На него никто не посмел бы поднять руку. Просто он решил свалить и сейчас, живой и здоровый, веселится где-то за границей на берегу теплого моря. Уже в отделе Леня услышал другую версию – Джуса заказал Руслан, который давно уже слишком много о себе думает. Впрочем, не все в это верили – уж очень они были близки и нужны друг другу, Руслан и Алик Джус, который вывел его в люди. А Леня думал, что могло быть все, вот только никто никогда не узнает правды.
Они встретились где-то через месяц. Сидели в отдельном кабинете лучшего городского ресторана. Руслан выглядел непривычно утомленным, сказал, что много хлопот с дележом наследства – Алик Джус к смерти не готовился, поэтому наследников и шакалов объявилось много, рвут весь бизнес на части. Им объясняешь, что от разделов только вред будет – ничего знать не хотят…
Руслан вдруг цепко, оценивающе посмотрел на Леню.
– А ты телевизор-то смотришь? Газеты читаешь?
– А что? – не понял Леня.
– Что? Фамилия Муромский тебе ни о чем не говорит? Человек сейчас
– Ну, говорили…
– Братан, ты что-то не просекаешь! Говорили, что это твой отец, а ты не мычишь не телишься!
Леня поморщился: ну вот, опять началось! Про то, что мама когда-то, еще до его рождения, была близка с Муромским, который тогда приехал из Москвы и работал в типографии, порой шипела что-то злобная жена дяди. Так она весь мир ненавидит, у нее все сволочи… Что с того? Расписаны они не были, сама мама об этом ничего не говорила, никаких документов от нее не осталось. Муромский для него все равно что какой-нибудь Березовский, такой же хрен ниоткуда! И не любил он его так же, как большинство российских граждан. И вообще, почему-то его никогда особо не интересовало, кто там его отец и откуда. Он даже маму об этом ни разу не спросил. Сказала она, что отец умер, значит, умер. Он во всех анкетах и документах писал, что отца нет.
– А ты-то чего всполошился? – спросил он.
Хотя чего там было спрашивать! Запах денег, да еще каких! Не было для Руслана в жизни запаха слаще, он и шел по жизни по нему и на него.
– А ты не понимаешь? – хитро прищурился Руслан. – Представляешь, какие там бабки? Какие дела крутят?
– Нам, братан, там ничего не светит, – засмеялся Леня. – Даже если я приду к нему с криком: «Папа, где ты был?!» – вряд ли что обломится.
– Кто знает, – не уступал Руслан. – Кто знает… Смотря, как с ним работать. Олигархи – они тоже человеки. Как и мы с тобой.
Сбить его со следа было невозможно.
– Давай так, – подытожил Руслан. – Ты все-таки поищи концы. Среди родственников, соседей, в ментовке своей поспрашивай… Должно что-то остаться! Ты же опер! А там покумекаем, что да как. Тут, братан, такой шанс, что…
Но Леня концы искать не стал. Потому что знал – ничего не выйдет. Да и как-то это было ему «западло», не по душе. Руслан давил, спрашивал, нет ли каких-то известий, сам развил бурную деятельность в поисках доказательств, что Муромский все-таки был отцом Лени, какие-то сплетни собирал… Очень он увлекся этим делом.
Леня чувствовал, что решающий разговор с Русланом все ближе и ближе, и не мог себе представить, чем он закончится. Потому что он уже слишком много знал о способах, которыми делалось состояние Алика Джуса, а значит, и Руслана. И знал, что сентиментальность Руслана имеет вполне определенные границы.
А потом он выехал на происшествие и своими глазами увидел джип Руслана, пропоротый автоматными очередями. Несколько пуль вошло в голову Руслана, превратив знакомое с детства улыбчивое лицо в кровавое месиво. Леня хорошо запомнил, что в какой-то момент испытал вдруг чувство облегчения: окончательный разговор с другом детства не состоится и Руслан уже ничего не попросит…
Ледников отложил распечатку, встал, подошел к окну. За окном, совсем рядом, Скотленд-Ярд, где-то дальше Букингемский дворец, а еще дальше все эти Пиккадилли, Биг-Бены, Тауэры, Вестминстеры… И много еще чего другого, что составляет этот такой чужой город на Темзе. И что общего может быть у него с затерянным в южном российском захолустье поселком Майский, с мясником Аликом Джусом, улыбчивым картежником Русланом и опером Леней? Ничего. Но что-то есть…
Он взял распечатку – там еще оставался какой-то текст. Оказалось – приписка Толи Троицкого: