До встречи в раю
Шрифт:
С шипением взлетела еще одна ракета. Тотчас по Сиреге ударили с нескольких сторон. Оранжевые трассеры чертили небо, пули рикошетили от жесткой корки земли, с визгом уходили в сторону. Стреляли длинными очередями, то тут, то там просыпались новые огневые точки, Сирега не отвечал, вдавился в землю по уши. Инга отползла еще чуть правее, она вычисляла очередного автоматчика. Перекрестье прицела — маленький могильный знак осторожно опустился на силуэт. Вытянутая голова, смутно угадываются глаза. «…» — прошептала она и надавила на курок. Выстрел получился удачным. Инга удовлетворенно подумала, что разведка через день или два точно доложит, сколько похорон
Инга глянула в прицел, быстро осмотрелась. Преследователи шли цепью.
— Стреляй же, чего ждешь! — крикнула она Сиреге.
Тот чертыхнулся, присел и с колена выпустил длинную очередь, потом отскочил в сторону. И вовремя: перед глазами юркнули со свистом маленькие огненные призраки. Кажется, чужаков заметили, и, прежде чем они скатились вниз, под откос дороги, пули почти настигли их, вспороли землю, вспыхивая фонтанчиками пыли, ощутимыми даже в темноте.
Они не сбились с пути, вышли к ущелью. Машина стояла на месте. Инга первая плюхнулась на сиденье, крикнув: «Заводи!» Сирега, задыхаясь, послал ее к черту, долго не мог вытащить из кармана ключ зажигания. Инга подпрыгивала от нетерпения. Наконец машина завелась. Не включая фар, он рванул с места, рискуя налететь на камни и намертво застрять. Но каким-то чудом Сиреге удалось выехать на проселок. Он прибавил скорости, автомобиль стало бросать с такой силой, что казалось — вот-вот он разлетится на части… Вдогонку стреляли, Сирега, подскакивая на сиденье, отчаянно крутил руль.
— Жива? — спросил он, когда они по откосу выехали на шоссе.
Инга не ответила. Она сжимала пулемет, который торчал между ее колен. Несколько раз она обжигала лицо о раскаленный ствол, но не чувствовала боли. Сирега покачал головой, крепче сжал руль и утопил педаль до отказа. Свет фар вырывал мертвый отрезок дороги, пустынной, нереальной, звенящей под горячими колесами. Оставалось совсем немного.
— Смотри, впереди пост! — крикнула Инга.
— Вижу!
Сирега выключил фары, но было поздно. Огромным минусом дорогу перекрывал шлагбаум. Сирега вывернул руль, съехал в кювет, еле прополз несколько метров, переключил скорость. Двигатель натужно взревел, и, когда уже казалось, что они не выберутся, выползли на дорогу. Машина зацепила выбежавшего навстречу боевика, тот отлетел в сторону, будто спружинил, Инга выставила в окно пулемет, но, не сумев в тесноте развернуться, все выстрелы послала вверх. А Сирега уже набирал скорость. Вдруг с треском лопнуло заднее стекло, звонко защелкали пули. Они пригнулись, насколько было можно, через две-три сотни метров он снова включил фары, чтобы не свалиться на полной скорости под откос.
Сирега не сразу заметил, что Инга странно притихла.
— Что с тобой? — тревожно спросил он.
— Останови… — еле слышно прошептала она.
Сирега сбросил газ, затормозил. Когда машина замерла посреди дороги, он наконец разглядел расплывающееся пятно на груди девушки.
— Тебя зацепили? — испуганно произнес он.
Пренебрегая маскировкой, он включил свет в салоне, стал расстегивать ее защитную курточку. Слабым движением Инга отвела его руку.
— Не надо…
— Надо срочно перевязать, — залепетал он. — Как же так…
Он
— Сейчас, сейчас, потерпи, — бормотал он, страшась сделать что-то не так и угробить девушку.
Как мог Сирега замотал раны, с остервенением схватил мешавший все это время пулемет, бросил на заднее сиденье, после чего помог раненой улечься на откинутое кресло.
— Держись, милая, сейчас к врачу тебя, мигом…
Он помчался, моля бога, чтобы ничего не случилось с порядком изрешеченной машиной, чтобы Инга не потеряла сознание, чтобы дотерпела, пока они доберутся до своих. Сердце его сжалось от боли, когда он увидел ее маленькую, почти детскую грудь, изувеченную куском металла.
Вдруг ресницы ее дрогнули, он сразу почувствовал это и понял, что она просит его. Просила же она невозможное: остановить машину. «Зачем, осталось немного», — торопился убедить он девушку. Она же бессильно пыталась оторвать его руку от руля. Наконец Сирега начал что-то понимать, убрал ногу с педали. Машина еще некоторое время катилась по инерции, потом замерла.
— Холодно… — одними губами произнесла Инга. — Возьми за руку…
Сирега тут же принял ее ладошку, ощутив, как уходят из нее жизненные силы.
— У меня никого не было… — после долгой паузы прошептала она. — Только вот ты, дурачок… Тебе жалко меня?
— Инга! — Сирега взмолился. — Ну что же делать-то?
— Я говорила им:… Он наказал меня… Ты не уходи, побудь. — Инга едва шевельнула пальцами. Может, ей показалось, что Сирега хочет высвободить руку. А он готов был разрыдаться, и спазмы душили его, но слезы почему-то не шли.
— Я не могу видеть, как ты умираешь! Едем!
Он высвободил руку, встрепенулся, но, глянув на ее отрешенное лицо, обмяк…
— Поцелуй меня, — попросила она.
Он наклонился и тихо прикоснулся к ее губам…
Инга умерла, будто ушла в себя. Он продолжал держать ее руку, понимал, что не она ушла. Просто он сам уже был по ту сторону жизни. И время остановилось. Потому что стало совершенно ненужным.
Автандил Цуладзе, новый директор больницы, избранный демократическим путем, задумал консилиум. Он еще не знал, что скажет народу, какие слова и образы выплеснет его сознание в вялую аморфную массу; было лишь предчувствие, предвосхищение гениальной импровизации. Он насытит массу идеями, устремлениями, швырнет им, словно кость, россыпь сказочных целей.
Автандил сжал кулак и бросил огненный взор куда-то вверх, будто призывал в союзники небесные силы. Он стоял в центре футбольного поля, вокруг бесцельно бродили больные в ободранных серых одеждах. Они что-то бормотали, каждый на свой лад. Всех волновал лишь процесс поглощения.
— И что же ты хочешь? — резко спросил Автандил у больного, который мычал что-то монотонное.
Тот мгновенно прервал музыкальную паузу и пояснил:
— Мне бы покушать.
— Вот оно что! — удовлетворенно отреагировал Автандил. — Главное — вовремя насытить свой живот.