До встречи в СССР! Империя Добра
Шрифт:
Ну что ж, пусть даже и так (хотя это, конечно же, не так)! Но ведь Кенту в его полуночном походе не встретились не только милиционеры! Не попались ему навстречу ни хулиганы, ни «отморозки», ни наркоманы, ни бандиты и грабители, ни «ночные», несмотря на ночь, «бабочки», ни бомжующие «гастарбайтеры»…
А?
О Париже давно говорят как о «столице мира», но под «миром» здесь имеется в виду «свет», «бомонд», набитая деньгами элита, которая ещё со времён Людовика XIV взяла себе Париж и его моды за образец. А вот столица Страны Добра Москва в начале 50-х годов прочно становилась столицей такого мира, где идеалом был мир как синоним покоя, отсутствия войны и вражды.
Желание исключить войну из отношений государств было естественной политикой
И это политическое слово Сталина было прежде всего о мире. Уже в самом начале речи Сталин говорил о «борьбе против войны, борьбе за сохранение мира». И далее:
«Всякая поддержка миролюбивых стремлений нашей партии… означает вместе с тем поддержку своего собственного народа в его борьбе за сохранение мира… Интересы нашей партии не только не противоречат, а, наоборот, сливаются с интересами миролюбивых народов. Что же касается Советского Союза, то его интересы вообще неотделимы от дела мира во всем мире».
До смерти Сталина оставалось чуть больше четырёх месяцев, и какими же были заключительные слова его речи, ставшей последним обращением Сталина к России и к миру? А вот такими:
«Да здравствует мир между народами! Долой поджигателей войны!»
Вот что публично, с главной трибуны СССР, завещал народам мира Сталин! Стивен Амброз — биограф президента США Эйзенхауэра пытается противопоставить Сталину Маленкова, ссылаясь на речь Маленкова через полторы недели после смерти Сталина — 15 марта 1953 года. Тогда Маленков сказал, что между СССР и США нет такого спорного вопроса, который нельзя было бы решить мирными средствами. Однако тезис о возможности мирного сосуществования государств с различным социальным строем был провозглашён еще на XIX съезде — при Сталине! И даже раньше, начиная со статей и речей Ленина и заканчивая публичными выступлениями советских лидеров в 40-е годы и в начале 50-х годов — до 1953 года.
Не знать этого в США не могли.
Да и знали!
Амброз сам не отдаёт себе отчет в том, насколько разоблачительно для США и насколько ценно и лестно для России его сообщение, что речь Эйзенхауэра 16 апреля 1953 года была прямым ответом на речь Маленкова. Речь Эйзенхауэра, названная «Шанс для мира», — действительно яркое и чуть ли не единственное миролюбивое, антивоенное по тону выступление высшего американского лидера за всю историю Америки. Но говорить о мире Вашингтону пришлось лишь потому, что о мире говорила Москва.
Ведь как интересно получается… Самим ходом военной «атомной» истории Советскому Союзу была отведена роль догоняющего. Догоняли мы, правда, быстро. Так, если в США первые работы по судовому реактору относятся к 1948 году, то у нас они начались под руководством академика Д.И.Блохинцева в 1951 году. В 1955 году состоялся физический пуск «лодочного» реактора, а 9 августа 1957 года методом поперечного спуска опытная атомная лодка проекта 627 («Ленинский комсомол») была спущена на воду. Американские атомные подводные первенцы «Наутилус», «Си вулф» и «Скейт» бороздили глубины Мирового океана в гордом одиночестве не более двух лет!
Зато в мирном «атомном» «наступлении» догонять, как видим, пришлось Америке. Впрочем, Америка не торопилась и норовила то и дело
Я приведу его текст полностью:
ЗАКОН О ЗАЩИТЕ МИРА
Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик, руководствуясь высокими принципами советской миролюбивой политики, преследующей цели укрепления мира и дружественных отношений между народами, — признаёт, что совесть и правосознание народов, перенёсших на протяжении жизни одного поколения бедствия двух мировых войн, не могут мириться с безнаказанностью ведущейся агрессивными кругами некоторых государств пропаганды войны и солидаризируется с призывом II Всемирного конгресса сторонников мира, выразившего волю всего передового человечества в отношении запрещения и осуждения преступной военной пропаганды.
Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик постановляет:
1. Считать, что пропаганда войны, в какой бы форме она ни велась, подрывает дело мира, создаёт угрозу новой войны и является ввиду этого тягчайшим преступлением против человечества.
2. Лиц, виновных в пропаганде войны, предавать суду и судить как тяжких уголовных преступников.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР
Н. Шверник
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР
А. Горкин
Москва, Кремль, 12 марта 1951 г.
Стиль закона выдаёт фактическое авторство Сталина. И только недобросовестный человек может отмахнуться от этого текста, пренебрежительно оценив его как чисто пропагандистский.
Так или иначе, вследствие общей государственной политики апология войны в СССР была действительно вне закона, и фундамент был заложен так прочно, что такая апология невозможна в России по сей день уже не в силу утратившего формальную силу закона, а в силу повсеместного общественного убеждения в том, что агрессивная война — это не для России! Это не метод решения каких-то своих проблем.
Вот почему глубоко символичным и политически точным оказался казус со знаменитыми часами, изображёнными на обложке журнала американских атомщиков «Bulletin of the Atomic Scientists»… Эти часы показывают, сколько времени — по мнению издателей журнала — остаётся до ядерного Апокалипсиса. До сообщения о взрыве нашей первой атомной бомбы «РДС-1» эти часы показывали полночь без восьми минут. После сообщения стрелка была передвинута на полночь без трёх минут.
Не думаю, что авторы идеи с часами понимали, что следует из вышеописанного при вдумчивом подходе! А ведь получалось, что атомная монополия США продвинула человечество к возможной ядерной полночи на 23 часа 52 минуты, по оценке американских же атомщиков. А вот обретение Россией ядерного статуса — всего на пять минут.