До захода солнца
Шрифт:
Люсьен притормозил, внезапно из ниоткуда к машине подскочил мужчина.
Я не смогла сдержать удивленного вздоха.
Рука Люсьена сжалась на внутренней стороне моего бедра, он пробормотал:
— Все хорошо, зверушка.
Я заставила себя повернуться к нему и кивнуть, будто доверяла ему свою жизнь, хотя совсем не доверяла. И судя по этому его маневру, когда он привез меня в сырой переулок, его маневр стал для меня убедительным доказательством того, почему я не должна ему доверять.
Моя дверь
Я отпрянула, услышав, как незнакомец произнес:
— Миледи.
— Протяни ему руку, Лия, — приказал Люсьен, я не хотела протягивать руку незнакомцу, которого не видела, действительно не хотела, но я протянула.
Незнакомец помог мне выйти из машины. Он был ниже меня ростом, жилистый до изможденности, я предположила, что он моложе меня по меньшей мере на десять лет.
Он не обращал на меня никакого внимания, даже когда осторожно отодвинул меня от двери, прежде чем ее захлопнуть.
Его голодные глаза были устремлены на Люсьена, который вышел с другой стороны машины. Его глаза были очень голодные. Жутко голодные.
Как-то невероятно фатально.
— Уотс, — сказал Люсьен, прежде чем небрежно бросить ключи от своей абсурдно дорогой спортивной машины мужчине, похожему на бродягу, которого только что помыли в приюте для бездомных, выдали не его размера одежду и сделали не очень хорошую стрижку.
— Хозяин, — выдохнул мужчина, поймав ключи, его глаза были прикованы к Люсьену, и я почувствовала, как тошнотворное чувство поползло у меня под ложечкой.
Быстрее, чем вспышка, Люсьен оказался рядом со мной, его пальцы крепко сжали меня за локоть, уводя от незнакомца. Глаза мужчины метнулись ко мне, прежде чем преданно вернуться к Люсьену.
— Все говорят, она прекрасна, хозяин, — выдохнул он, наклоняясь к Люсьену, но сдерживая себя, совершенно очевидно настороженно, взволнованно, окаменевший одновременно.
Я посмотрела на Люсьена и увидела, что он смотрит на этого человека с едва скрываемым отвращением.
— Позаботься о машине, Уотс, — приказал Люсьен. Уотс кивнул, все еще тяжело дыша, и попятился, слегка поклонившись, как уродливый лакей сумасшедшего ученого в плохом фильме ужасов.
Люсьен повел меня к двери, я следовала за ним.
Я хотела спросить об Уотсе, но не стала. Мне хотелось с криком убежать в ночь, но я этого не сделала.
Полное безумие, но мне также хотелось броситься в объятия Люсьена и умолять его трахнуть меня у стены в переулке.
Этого я уж определенно не сделала.
Дверь открылась до того, как мы подошли к ней, появился персонаж, похожий на Уотса, но более округлый, пожилой, с густой бородой и копной длинных спутанных волос, который широко распахнул перед нами дверь.
— Хозяин, — благоговейно прошептал он, опустив глаза, как будто он был слишком скромным,
— Брид, — пробормотал Люсьен, даже не взглянув в сторону мужчины, проводя меня мимо него в темный холл, который почти сразу же заканчивался лестницей, ведущей вниз.
Дверь за нами закрылась, и я едва сдержала желание подпрыгнуть или закричать. Мы начали спускаться по лестнице бок о бок, и Люсьен все еще не убирал свою руку с моего локтя.
— Как только мы окажемся на Пиру, зверушка, ты должна находиться от меня на расстоянии вытянутой руки, если я специально не позволю тебе отойти. Я понятно объяснил?
О боже мой.
Он привел меня на Пир. Я была совершенно уверена, что не готова к Пиру.
— Понятно, — пробормотала я, несмотря на свой новообретенный ужас, пытаясь придать своему тону почтительность, с которой к нему обращался Брид, думая, что это его сильно разозлит.
По-видимому, это сработало. Он резко повернул голову в мою сторону, его пальцы больно впились в плоть на локте.
Когда я подняла на него глаза, заставляя свое лицо выглядеть, как я очень надеялась, невинно, но с нетерпением (Уотс и Брид подали мне отличную идею), я увидела его прищуренные глаза и сжатые губы.
Он и я, соответственно хранили молчание, пока спускались по первой лестнице. И второй. И третьей.
В конце четвертой Люсьен ввел меня на мой первый Пир.
Я сразу поняла, почему Уотса и Брида здесь не было. Это место было переполнено красивыми людьми. Не худыми. Не изможденными. Не тучными. Не болезненными.
Идеальными.
Я не понимала, где заканчиваются вампиры и начинаются смертные.
Все были одеты безупречно. Мужчины в смокингах или хорошо сшитых костюмах, женщины в вечерних платьях. Здесь не было ни одного, кто выглядел бы, как на Отборе, полным надежд и отчаяния быть избранным. Здесь не было переизбытка драгоценностей и украшений. Здесь находились слишком крутые, слишком элегантные, слишком изысканные, чтобы выставлять себя напоказ и привлекать к себе внимание.
Люди были единственной элегантной вещью в этом месте.
Зал здесь выглядел так, как будто был сделан из цемента, весь, включая перекладину, которая проходила по всей длине с одной стороны. Однако полки в задней части были стеклянными, уставленные бутылками и бокалами разной формы, подсвеченные красными лампочками, как и все остальное помещение, все здесь освещалось очень тусклыми красными лампочками.
Музыка была громкой. Не рок-н-ролльной, а медленной, пульсирующей и соблазнительной.
Комната казалась скромной, но живой, когда гул разговоров увеличивался в перерывах между музыкой. Люди стояли и разговаривали или грациозно двигались между плотно упакованными телами.