До захода солнца
Шрифт:
— Боже мой, — прошептала я, ошеломленная этой ошеломляющей новостью.
Люсьен проигнорировал мою реакцию и продолжил свой урок.
— После Революции Соглашение Бессмертных и Смертных запретило эти межнациональные союзы. Всем вампирам, у которых был союз со смертными, было приказано освободить своих смертных партнеров.
Я уставилась на него с новым, теперь уже испуганным и изумленным выражением лица.
Я не могла в это поверить. Не могла представить, как такое возможно, если прожил с человеком или с вампиром несколько веков, и вдруг будешь вынужден расстаться с ним или с ней.
От всего этого я почувствовала,
— Это ужасно.
— Именно, — пробормотал он, его тон красноречиво свидетельствовал о том, что он полностью со мной согласен. — К тому же все прошло не очень хорошо. Они все отказались оставлять своих смертных. Так началась Охота, это уродливый фрагмент нашей истории, который вам не рассказывают на уроке.
Мне показалось, что я не хочу знать подробностей Охоты.
Люсьен все равно продолжал:
— На всех вампиров и их смертных партнеров охотились. Всех до единого. Когда их ловили, пытали до тех пор, пока они не признавались. Если они так и не признавались, что чаще всего и случалось, их казнили.
Я не могла это переварить. Это звучало слишком отвратительно.
— Обеих? — Выдохнула я.
Он качнул головой и ответил:
— Иногда, да. Иногда только вампира, в других случаях — смертного или смертную.
Слезы в моих глазах застряли в горле, и я с трудом сглотнула, болезненно сглотнула.
Люсьен продолжил:
— На протяжении веков это служило мощным уроком для любого вампира, который захотел бы пересечь эту черту.
Как это было бы!
— Мне не нравится этот урок, — прошептала я.
— Это не очень хороший урок, зверушка, — согласился он.
— Я не понимаю, зачем они это делали! — Горячо воскликнула я. — Зачем?
— Для выживания вида, моего вида, так и вашего. Мы не можем выжить без вас. А вампир и смертный не могут производить потомство. Кроме того, тогда вампиры охотились за своей едой. Смертные были добычей, в буквальном смысле, и очень боялись вампиров. На протяжении тысячелетий вампиры жили под землей, никак сейчас, многие смертные даже не верили в нас. Нас считали нереальными монстрами, слишком мерзкими, чтобы позволить хрупкому разуму смертного поверить в наше существование. Это было то время, когда многие вампиры кормились до последней капли, оставляя после себя трупы, так что было чего бояться. Мы в основном вели ночной образ жизни. Мы были хищниками, и большинство из нас было очень довольны такой жизнью.
Ладно, можно было с уверенностью сказать, что он пугал меня до чертиков.
Но он либо не замечал, либо ему было наплевать, потому что продолжал.
— Затем произошел сдвиг в приоритетах, приведший к Революции. Существовали вампиры, уставшие жить постоянно в темноте, понимая преимущества вечной жизни, и хотели ими воспользоваться. Эти вампиры на протяжении веков сколачивали огромное богатство, обладали хорошими манерами, стали продвигаться в мире смертных. Они стали значительно более цивилизованными, чем хищные вампиры, дошли до того, что у них появились наложницы без контрактов, конечно, и без ограничений. У многих вампиров было несколько наложниц, иногда десятки.
— Об этом рассказывали на том уроке? — Прервала я Люсьена, он отрицательно покачал головой в ответ на мой вопрос, продолжая рассказывать историю вампиров.
— Другие вампиры предпочитали жизнь охотников, понимая, что эта зарождающаяся часть
У меня крутился миллион вопросов. Может даже миллион и два вопроса.
Но я начала с первого.
— Зачем вам нужно размножаться, если вы бессмертны?
— Мы умираем. Иногда случайно, например, при пожаре в доме. Но обычно это самоубийство. Вечная жизнь не для всех. — Я потрясенно втянула воздух, а Люсьен тихо продолжил: — Это почетная смерть, Лия. Ни в коем случае не осуждается. Вечная жизнь может стать очень трудной задачей. — Я кивнула, потому что в этом тоже был какой-то странный смысл. — И казни применяются к тем, кто нарушает законы, в основном, если они охотятся. Такое случается нечасто. И, наконец, есть права, которые вампиры используют против своих же соплеменников. Например, если наложницей злоупотребляет другой вампир, ее вампир имеет полное право потребовать возмездия, которое может закончиться убийством.
Последнее я уже знала. Стефани рассказала, включая тот факт, что Люсьен сам совершил два таких убийства.
Тогда мне кое-что пришло в голову. Я хотела выяснить, раньше никогда об этом не думала. Но от одной только мысли моя кровь превратилась в горячую лаву, крайне неприятное ощущение.
Я не хотела спрашивать, действительно не хотела, но поймала себя на том, что уже губы двигаются.
— Ты и твоя, э-э... — Я постаралась не подавиться этим словом, к счастью, мне это удалось: — У твоей пары есть дети?
По какой-то причине я ненавидела саму мысль о его паре. По сути, жена где-то там в любую минуту может предъявить на него права на уровне, который мне никогда не светит. Почему мне не нравилась сама мысль о его паре, я понятия не имела, и это пугало меня больше всего.
Он покачал головой, но облегчения я не почувствовала. Его следующие слова, сказанные так небрежно, хотели казаться небрежными, еще больше укрепили во мне это чувство.
— Не с Катриной, нет. Давным-давно от двух других союзов у меня родились сын Джулиан и дочь Изобель, оба живут в Англии.
О боже мой!
Люсьен был отцом.
Я вообще не могла это осознать.
Я отвела глаза в сторону и спросила:
— Ты общаешься с ними?
— Часто.
Я старалась не смотреть в его сторону.
— Вы близки?
— Очень.
— Ты... поддерживаешь связь с их матерями?
Почему я задавала все эти вопросы?
Он не колеблясь ответил.
— Мать Изобель покончила с собой тридцать лет назад.
Мои глаза снова метнулись к его лицу, но в них не было чувств — ни печали, ни раскаяния.