Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещен!
Шрифт:
— Давай я тебя с ходу пихну, — предложил Димка и, разбежавшись, вперся ладошками в крестец Марата.
Марат крякнул, дрогнул, переступил левой ногой, трусы остались болтаться на правой, но удержался на краю обрыва.
— Сейчас мы вдвоем оттуда разбежимся, и порядок, — обнадежил его Димка. — Пошли!
Разбежались оттуда. Марат напрягся и врос в землю, как вратарь, когда бьют одиннадцатиметровый. И если бы не Стасик, «порядок» вряд ли был бы водворен. Но Стасик незаметно присел на корточки
Он взвыл, как вепрь, и выскочил из крапивного куста, словно из проруби.
— Во дерет! — завопил он, счастливо улыбаясь, несмотря на слезы, которые текли из глаз.
Ребята сгрудились за его спиной.
— Ну как? — спросил Марат.
— Ерунда, — разочарованно сказал Стасик. — Одни царапины.
— Ничего не ерунда, — возразил Димка. — Это ж как в проявителе, не сразу проступает.
— Может, при красном свете стрекаться надо? — сострил Стасик.
— Сейчас как дам в лоб! — остервенился Марат. — Знаете, как дерет!
— Есть! — закричал Шарафутдинов. — Проявляется!
Все нагнулись и осмотрели Маратов зад.
— Порядок! — удовлетворенно сказал Димка. — Законная сыпь. Раздевайся, братва!
…В крапиву входили каждый в соответствии со своим характером. Димка — как в горячую ванну, «привыкая»: сперва ногой пощупал, потом на колени встал, потом сел, а потом, скрипя зубами, и лег. Шарафутдинов, сосчитав до трех, сжал кулаки, прыгнул, обжег пятки и тут же вскочил. Венька кинулся в упоении, даже с каким-то неистовым наслаждением: стеная от боли, он катался по крапиве.
После двух или трех неудачных попыток войти в крапиву Шарафутдинов, обмотав трусами руку, сорвал пучок крапивы, подошел к стоящему в стороне Стасику и сказал:
— Знаешь, у меня что-то героизма не хватает. Вали, похлестай меня. Только чтоб не бить. Чтоб стрекать. А сам-то ты чего не лезешь?
— Давай, давай! Не разговаривай! — строго сказал Стасик и принялся хлестать Шарафутдинова.
— Проступает? — спросил Шарафутдинов, безуспешно пытаясь увидать свою спину. Слезы текли из его глаз, но он крепился.
— Дело мастера боится! — радостно ответил Стасик.
— Погоди, — взмолился Шарафутдинов. — Я сейчас в зеркало взгляну. — И бросился к осинке.
Ни зеркала, ни обложки «Советского экрана» на траве не было.
— Братва, — хриплым голосом сказал Шарафутдинов. — Нам конец! Митрофанушка-то возвращалась. Значит, она все видела.
Все испуганно взглянули на него, подошли к осинке и принялись ногами разгребать траву. Зеркала не было.
…А за кустиками мелькнули знакомые тоненькие ножки в сандаликах.
На
— Здесь будут родители и гости, — указал Дынин, и Гусь отчертил на земле линию.
— А пусть они на земле сидят, — предложила Валя. — Там тень и удобнее.
— Подумаем, — сказал Дынин. — Здесь зона аттракционов, — продолжал он.
— Бег в мешках? — спросила длинноногая вожатая.
— Мхм, — подтвердил Дынин. — От той плевательницы до фонаря. Ответственная — ты.
— Давайте лучше эстафету, — сказала Валя. — Комбинированную. Первый этап на ходулях, потом с прыгалками, потом… по-лягушачьи скакать… Да мало ли!
— Комбинированную? — переспросил Дынин и похлопал себя по затылку. — Подумаем. Значит, так: здесь мячи кидаем, здесь кольца кидаем, здесь петлей на удочке кегли ловим…
Одновременно в пяти местах раздвинулись кустики, и на песок аллеи выползла четверка остреканных и Стасик. Выползли и раскинулись на земле в картинно-печальных позах: Марат — ничком, Димка — навзничь, Венька — обхватив голову руками, а Шарафутдинов сел на песочек, прислонившись к столбу с репродуктором, и бессильно уронил подбородок на грудь. Что до Стасика Никитина, то он удобно улегся на зеленый бордюр дорожки, предусмотрительно уткнув голову в кучу состриженной с клумб травы.
— Стаська, зараза, — шипел Венька, поглядывая на Стасика через длинные ресницы. — Вставай! Ты же нестреканный.
— Ничего, — ответил Стасик. — И так сойдет. За одного нестреканного двух стреканных дают.
Маленькие девочки, которые шли поливать клумбы, остановились возле поверженных и, расплескивая воду из леечек, помчались со всех ног к изолятору.
Миг — и с крыльца сбежала докторша. Высоко поднимая толстые колени, она поскакала к распростертым на земле мальчикам, подняла майку у одного, всплеснула руками, кинулась к другому — подняла майку, всплеснула… к третьему, потом к четвертому. Стасик майку задирать не дал: он не любил щекотки.
И вот из изолятора выскочили две санитарки с носилками. Как ветер, промчались они по аллейке, подхватили Шарафутдинова, кинулись обратно и снова бегут с пустыми носилками поднимать Димку, а затем Марата и Веньку.
Но когда санитарки нагнулись, чтобы забрать Веньку, Стасик встал, качающейся походкой подошел к носилкам и ничком рухнул на них. Санитарки, подтащившие Веньку к носилкам, к своему немалому удивлению обнаружили, что носилки уже заняты. Они бережно опустили мальчика на землю и, подняв носилки со Стасиком, поволокли его в изолятор. Венька поплелся следом.