Добро пожаловать в ад

Корита Майкл

Я побрел по левому берегу Роки Ривер, спустился до Четфилда, а потом зашагал к востоку, стараясь двигаться по кругу, насколько это вообще возможно в большом городе, где архитектура придерживается ломаных линий и прямых углов. Какая-то машина, обогнав меня, припарковалась у кромки тротуара перед зданием с гигантской надувной фигурой ведьмы, сидящей на метле, ее лицо под островерхой черной шляпой светилось зловещим зеленым светом. До Хэллоуина оставалась всего неделя. Спохватившись, я внезапно сообразил, что двигаюсь к дому Джо, но делая это машинально, сам того не осознавая. Скорее всего, Джо еще не спит, вероятно, сидит перед телевизором, смотрит свой любимый канал ESPN Classic, по которому показывают какую-нибудь давнишнюю

игру, но я не знал, так ли уж мне хочется зайти к нему и вывалить на него все эти новости. Возможно, мне просто не хотелось беспокоить его так поздно, а может, по мере того как шло время, Джо все меньше чувствовал себя моим партнером и все больше превращался в парня, с которым мне когда-то доводилось вместе работать.

Еще несколько зданий вверх по Четфилду были украшены в том же праздничном духе, в окнах весело скалились и подмигивали фонари из тыкв, а среди ветвей деревьев приплясывали на ветру фосфоресцирующие скелеты. Любой праздник начинает выглядеть дико, когда ты размышляешь на тему о том, с чего он начинается и чем заканчивается. Но Хэллоуин по этой части может дать сто очков вперед любому из них.

Я шел достаточно быстро, так что дыхание, срываясь с моих губ в виде облачка белого пара, обгоняло меня, словно дымок паровоза. Руки у меня по-прежнему были в карманах, для тепла я плотно прижал их к телу. Все еще слегка влажные после душа волосы совсем намокли, и мне сразу стало зябко, но сейчас меня это не слишком волновало. Я даже поймал себя на мысли о том, что вовсе не прочь простудиться. Кстати, простуда не самая худшая вещь из того, что могло со мной приключиться, учитывая, что тогда я смогу с чистой совестью остаться дома, лежать в постели, отгородившись от всего мира и тех пинков, которые он еще уготовил мне.

Тот, кто набросился на меня, судя по всему, бежал по траве, а не тротуару, именно этим, скорее всего, объясняется то, что я не слышал его шагов у себя за спиной до самой последней минуты. Я слышал, как открылась, а потом захлопнулась позади дверца машины, но решил, что кто-то приехал в дом, перед которым я заметил ведьму, поэтому мне и в голову не пришло обернуться. Только в последнюю минуту я покосился через плечо, сообразив, что кто-то нагоняет меня, — и в этот момент он меня ударил. Это был страшный удар, от которого голова моя мотнулась назад, а тело отлетело в сторону. Я ударился плечом о дерево, а потом тяжело рухнул на землю.

Я упал на спину, что было довольно удачно, поскольку давало возможность хоть как-то защититься от следующего нападения незнакомца, который в данный момент казался просто темным силуэтом на фоне неба. Лицо его пряталось в тени, но даже без этого я вряд ли смог бы разглядеть его под низко надвинутым на лоб козырьком бейсболки. Он ринулся на меня, словно коршун на зайца, но я, собравшись с силами, оттолкнулся от земли, поднырнул под него и кинулся вперед — его кулак просвистел в воздухе в каком-то сантиметре от моего лица. Судя по тому звуку, с которым его рука разрезала воздух возле моего уха, я сообразил, что он сжимает в ней какое-то оружие и, скорее всего, довольно увесистое. Вовремя заметив мое движение, мужчина ловко и проворно отскочил назад, но, вместо того чтобы с размаху нанести мне следующий удар в челюсть, просто крутанулся и рывком выбросил вперед правую руку, снова целясь мне в голову, но на этот раз быстрым, скользящим движением наотмашь. Удар был нанесен настолько быстро и с такой ошеломляющей силой, что я еще успел почувствовать во рту солоноватый привкус крови. А потом мгновенно провалился в темноту.

Глава 11

Первая же мысль, которая пришла мне в голову, как только я вновь очнулся, наполнила меня нескрываемым ужасом — я ослеп. Я приходил в себя медленно, в голове у меня стоял туман — кажется, это состояние называется «грогги».

Потом я вдруг, как от толчка, сморщился от боли и отчаянно заморгал,

стараясь сфокусироваться и разглядеть хоть что-нибудь вокруг себя. Но тщетно — все было погружено во мрак, и вот тут-то я наконец познал настоящий ужас, подобного которому я никогда в жизни еще не испытывал. Несколько непередаваемо жутких, секунд я был совершенно уверен, что потерял зрение, Возможно, навсегда. Потом вдруг почувствовал у себя на лице какую-то тряпку и сообразил, что у меня на голове нечто вроде повязки, но очень скоро понял, что на голову мне натянули холщовую сумку, ручки от которой туго стянули сзади на шее.

Кто-то потыкал меня под ребра.

— Эй, ты очнулся?

Мало-помалу ко мне возвращались и остальные чувства, и я начал ощущать твердую землю под собой, мокрую траву за спиной, боль в заломленных назад руках, нет, не в наручниках, просто туго стянутых одним из тех тонких, но невероятно прочных шнуров, которыми иногда вместо наручников пользуются копы. Сумка, которую мне натянули на голову, совершенно не пропускала света. Я облизал сухие потрескавшиеся губы и содрогнулся от боли, прикоснулся языком к рваной ране, отчего у меня во рту снова появился противный привкус меди. Чуть выше правого уха внезапно возникла сверлящая боль, Усиливающаяся с каждой минутой.

— Скажи же что-нибудь, — еще один тычок под ребра, скорее всего, носком ботинка.

— Сними сумку с моей головы, ублюдок, — прохрипел я.

В ответ раздался смешок.

— Ага, значит, все-таки очухался!

— Сними сумку, тебе говорят. Я не могу дышать.

Не успели эти слова сорваться у меня с языка, как я почувствовал, что на самом деле не могу дышать. Мне пришлось сделать над собой невероятное усилие и не поддаться паническому страху. Не хватало еще опуститься до того, чтобы хватать воздух широко открытым ртом.

— Думаю, ты не захочешь, чтобы я снял с твоей головы эту сумку. Потому что на самом деле эта сумка — твой единственный, неповторимый шанс, который я готов предоставить тебе, Линкольн Перри, шанс немного поговорить. Потому как выбор у тебя невелик — поговорить или сдохнуть. Ну как, ты по-прежнему хочешь, чтобы я освободил твою голову от этой сумки?

Чья-то рука, опустившись сверху, ухватилась за сумку, прихватив заодно и прядь моих волос, и рывком вздернула меня вверх. Как только я оказался на коленях, меня тут же отпустили.

— Хватит валяться.

Стоя на коленях со связанными за спиной руками и каким-то мешком на голове, я чувствовал себя примерно так же, как висельник, перед тем как выбьют скамейку у него из-под ног. Качнувшись, я попытался подняться на ноги, однако он приставил ногу чуть ниже моих лопаток — обойдясь без особых церемоний — и резким тычком заставил меня вновь опуститься на колени.

— Никаких резких движений. Просто стой смирно и говори. И лучше делай, как тебе велят, если хочешь вернуться домой.

Я снова облизал губы, но добился только того, что подсохшая было кровь, став жидкой, попала мне в рот.

— Кто вы такой?

— Человек, с которым у тебя чертовски много общего, — проговорил он. — Это, кстати, одна из причин, по которой я предпочитаю, чтобы ты говорил, вместо того чтобы смотреть, как ты умираешь. Да, между нами есть некоторое сходство, очень даже есть.

Я молчал, ожидая продолжения.

— Тебе не нужно знать, кто я такой, Линкольн Перри. Достаточно того, что мне известно, кто такой ты, вот это по-настоящему важно, все остальное не имеет значения. Я знаю, кто ты, мне известно, как ты распорядился своей жизнью, и кто в этой жизни для тебя что-то значит. Я знаю, что прошлым вечером ты навестил Карен Джефферсон, что сегодня утром ты работал в саду за домом твоего напарника и что вечером ты провел некоторое время в компании той хорошенькой репортерши — все это мне известно. У нее, кстати, был расстроенный вид, когда она уходила. Интересно, что ты сказал, чтобы испортить девушке настроение?