Добро пожаловать в Некрополь
Шрифт:
— Ты ещё спрашиваешь? Дуй домой за торбой, а я пока потренируюсь!
— Может, по пивку? — предложил внук, когда обычная овощная сетка была доверху набита членистоногими.
— С утра не употребляю и тебе не советую.
— Позже не выйдет. После обеда я должен быть на службе.
— Вот и славно. Угостишь раками своих сослуживцев.
— А ты?
— Я себе ещё наловлю, если возникнет надобность.
— Ну, как знаешь… Да, кстати, дед, как правильно их готовить?
— Записывай, всё — в холодную
— Всё — это что?
— Раки, соль, острый красный перец, крапива.
— Понял.
— Доводишь до бурного кипения, ждёшь две-три минуты — и готово!
— Так просто?
— Да. Но кушать их не торопись. Пускай полежат в ропе минут двадцать-тридцать, а то и больше — только вкуснее будут.
— Ладно. Держи кардан — я полетел.
— Счастливо тебе, Ванюшка…
— Давай без сантиментов, дед. Скажи лучше, когда в Луцк заедешь?
— Где-то через недельку. Завтра отправляюсь на Свитязь — отдохну, покупаюсь, встречусь с друзьями…
— В пятницу позвони. Может, и я к тебе присоединюсь? На выходные [55] .
— Хорошо. Телефон тот же?
— Так точно!
Около года тому назад на берегу полесской жемчужины начали возводить корпуса туристической базы с банальным названием «Свитязь».
Строительством занимались не только специалисты из государственных организаций, но и так называемые шабашники. У тех почему-то всё получалось быстрее и качественнее.
55
7 марта 1967 года ЦК КПСС, Совет Министров СССР и ВЦСПС издали постановление о переходе на пятидневную неделю с 8-часовым рабочим днём. До этого советские люди работали и в субботу, правда, по 7 часов в сутки.
Но основной приток туристов приходился пока на противоположную сторону озера, где находилось урочище Гряда, — там уже появилось несколько деревянных ведомственных баз: шахтёров, энергетиков, медиков…
Ковальчук смотрел по сторонам и не мог найти место, где он встретился с профессором Селезнёвым, — так здесь всё изменилось за последние годы.
— Что, сдаёшься? — подгонял его бывший участковый, а ныне ветеран органов МВД Тур, доставивший своего товарища на озеро в личном «москвиче».
— Сдаюсь… — наконец выдохнул Иван Иванович.
— Траву вытоптанную видишь?
— За оградой?
— Да, дружище. Единственная дорога, ведущая в глубь Гряды, теперь находится на территории этого учреждения отдыха трудящихся.
— Вот почему я сразу не нашёл её, хитрющая твоя рожа!
— Не надо было спорить. Теперь за тобой — коньяк.
— Прямо сейчас?
— Нет, вечером, мы же договорились.
— За мной не заржавеет.
— Сейчас у нас по плану — рыбалка.
— Да. Но ты ведь обещал мне экскурсию по местам боевой славы.
— Я слово своё всегда держу. Куда везти,
— Для начала — вокруг озера.
— Ладно, садись… Возле турбазы и порыбачим. Там, кстати, неподалёку Санька живёт, сын Валерия Станиславовича!
— Кого?
— Обер-лейтенанта Ниманда.
— А сам он где?
— Там, откуда ещё никто не возвращался. Даже выдающиеся разведчики…
— Ниманд умер?
— Ещё два года назад. Два инфаркта перенёс, а третьего, бедняга, выдержать не смог.
— Да… Дела. В начале 60-х мы часто писали друг другу, раз в месяц непременно созванивались по телефону, а потом Валера как в воду канул… Где его могила?
— В Москве.
— Ничего не понимаю. Ниманд — там, Санька — здесь, да и не признавался он никогда, что склепал наследника.
— Валера сам не знал об этом. До шестьдесят пятого. А потом приехал на Волынь с какой-то делегацией и увидел собственными глазами…
— Что увидел?
— Не что, а кого… Валю, она с ним в одном отряде сражалась. Кличка Стряпуха, может, помнишь?
— Конечно!
— У них роман был. Ниманд потом ушёл с тобой на запад, а она в это время родила ему сына. Саньку. Валера как его увидел, так сразу за сердце и схватился. Одно лицо ведь! Его — в неотложку, затем — в Любомль, Луцк, чуть позже — самолётом в Москву, но всё напрасно.
— Да… Судьба! А Валя?
— Слегла, как узнала, что Ниманд умер… Третий год парализованная лежит.
— Но разговаривать может?
— Несвязно. Неразборчиво.
— Ладно. Давай к ней…
«Москвичок» лихо бежал по вообще-то совершенно непотребной каменной дороге из Шацка в село Свитязь. Вскоре справа взору друзей открылась шикарная природная гавань, усеянная множеством деревянных лодок. Раньше их никто не привязывал, просто вытаскивали на берег нос — и всё. Теперь же чалят основательно, запирая на замки, пристёгивая цепями к вбитым в землю рельсам.
Затем — центр деревни, одна огороженная территория, вторая…
— Это пионерские лагеря, — пояснил Тур.
За ними начинался сосновый бор с берёзовыми просеками, за которым ещё один, уже сплошной, забор. Где-то здесь в войну находился деревянный домик, где Ковальчук, игравший роль Селёзнёва, знакомился с немецкой профессурой.
— А тут что теперь?
— Этого никто не знает. Закрытое учреждение. Какой-то военный НИИ.
— Научно-исследовательский институт?
— Да.
— Военный?
— Ну, ходят такие слухи…
Дальше мощёная дорога пошла направо и оборвалась. Впереди, за несколько метров до здания с недостроенным первым этажом, появилась табличка, свидетельствующая о том, что в этом месте ведётся строительство туристической базы.
Здесь «москвич» тоже долго не задержался — юркнул налево в гущу леса и, недолго попетляв между белоснежными стволами стройных берёзок, замер на песчаном берегу. Однако воды поблизости Иван Иванович не заметил — один камыш, густой, высокий.