Добро пожаловать в обезьянник (сборник)

Воннегут Курт

— Ай-ай! — вскинулся Морти. — Бедняжки, как вам досталось, прямо сердце кровью обливается. А ты медового месяца в коридоре не пробовал?

— Тихо! — властно прикрикнул Вилли. — Следующий, кто откроет рот, будет шесть месяцев жить в ванной. А теперь все вон из моей комнаты! Мне надо подумать.

В нескольких дюймах над его головой об стену вдребезги разлетелась ваза, а в следующую секунду началась всеобщая

куча-мала. Каждая пара пыталась выставить все остальные пары вон из спальни. Военные союзы создавались и молниеносно распадались по мере изменения тактической ситуации. Эм и Лу вышвырнули в коридор, но, объединившись с товарищами по несчастью, они ворвались обратно в спальню.

После двухчасовой баталии, так и не выявившей победителя, в квартиру ворвались полицейские.

Еще через полчаса патрульные машины и кареты «скорой помощи» увезли Шварцев прочь, и в квартире вновь наступили мир и покой.

Часом позже кадры последних сцен битвы уже транслировались пятистам миллионам восхищенных зрителей Восточного побережья.

В тиши трехкомнатной квартиры Шварцев на 76-м этаже строения 257 работал невыключенный телевизор. Воздух вновь наполнили звуки ударов, крики и ругательства, звучащие из динамиков довольно безобидно.

За той же картинкой на экране телевизора в полицейском участке с профессиональным интересом наблюдали Шварцы и их пленители.

Эм и Лу находились в камерах четыре на восемь футов, где была возможность расслабленно растянуться на койке.

— Эм, — позвал Лу через перегородку, — у тебя тоже собственный умывальник?

— Конечно. Умывальник, кровать, выключатель. Ха! А мы-то думали, Жомова спальня — это нечто. Как долго мы здесь пробудем? — Она вытянула перед собой руку. — Впервые за сорок лет у меня руки не дрожат.

— Скрести пальцы, — посоветовал Лу. — Адвокат попробует вытребовать нам год.

— Ух ты… — мечтательно произнесла Эм. — Это ж за какие ниточки надо потянуть, чтобы добиться одиночного…

— А ну тихо! — буркнул надзиратель. — А то живо выставлю отсюда всю вашу шайку. А первый, кто брякнет кому-нибудь, как хорошо в тюрьме, больше и носу сюда не покажет.

Заключенные мгновенно умолкли.

В гостиной квартиры Шварцев на мгновение стало темно, когда на экране растаяла картинка драки, затем появилось лицо диктора — словно солнце пробилось сквозь тучи.

— А теперь,

друзья, — сказал он, — у меня для вас специальная новость от производителей антигеразона. Новость для всех, кто старше ста пятидесяти. Вашей социальной активности мешают морщины, скованность в суставах, седина или выпадение волос, потому что все эти неприятности произошли с вами до того, как изобрели антигеразон. Если так, то вам больше нет нужды страдать, нет нужды чувствовать себя не такими, как все.

После долгих лет исследований медицинская наука получила суперантигеразон! За считанные недели — да, недели! — вы станете выглядеть, действовать и чувствовать себя такими же молодыми, как ваши прапраправнуки! Разве вы не готовы были бы заплатить 5000 долларов за то, чтобы ничем не отличаться от остальных? Представьте себе, вам не нужно и этого. Безопасный, проверенный суперантигеразон обойдется вам всего лишь в один доллар в сутки. Средняя стоимость возвращения вам молодости, живости и привлекательности составляет менее пятидесяти долларов.

Заказывайте вашу пробную упаковку. Просто напишите ваше имя и адрес на открытке стоимостью в один доллар и отправьте ее по адресу: «Супер», почтовый ящик 500 000, Скенектади, штат Нью-Йорк. Записали? Повторяю: «Супер», почтовый ящик…

Вслед за словами диктора послышался скрип авторучки, той самой, что Жому дал Вилли накануне вечером. Сам Жом несколькими минутами раньше вернулся из закусочной «Отдохни» как раз напротив строения 257 на другой стороне асфальтового пятачка, известного как Олден-Виллидж-парк. Он вызвал уборщицу прибраться в квартире и нанял лучшего адвоката, чтобы обеспечить своим потомкам обвинительный приговор. Затем передвинул диван к телевизору, чтобы можно было смотреть, откинувшись на спинку. Об этом он мечтал уже много лет.

— Ске-нек-та-ди, — вслух проговорил Жом. — Готово.

Его лицо стало совсем другим. Лицевые мышцы расслабились, сердитые складки уступили место добрым морщинам. Словно он уже начал принимать суперантигеразон. Когда что-то на телеэкране удивляло его, он широко улыбался, тогда как раньше позволял всего лишь на миллиметр растянуть губы. Жизнь была прекрасна, и Жом не мог дождаться, что же будет дальше.

1953