Добро пожаловать в обезьянник
Шрифт:
– Альма! – позвал он.
– Что, Герберт?
– Ты не сваришь нам кофе?
– Я вечером кофе не пью, – вставил я.
– У нас еще с ужина остался! – крикнула в ответ Альма.
– Если я хоть глоток сделаю – потом всю ночь буду ворочаться.
– Свежий, пожалуйста! Мы хотим свежий! – крикнул Герберт.
Скрипнуло кресло, и шаги Альмы постепенно стихли в коридоре.
– Вот, – сказал Герберт, положив конверт мне на колени. – Я в этом деле ни черта не смыслю, потому и решил обратиться за помощью к профессионалу.
«Ладно,
– Это самый консервативный способ распорядиться денежными средствами. Государственные облигации растут медленнее других бумаг, зато надежность высокая – надежней не бывает. Словом, не обналичивайте их, держите до последнего. – Я встал. – А теперь позвольте я вызову такси…
– Вы на них даже не взглянули.
Я вздохнул и развязал красную веревочку, которой был перевязан конверт. Что ж, придется поввосхищаться богатством этого несчастного… Облигации и список каких-то акций выскользнули мне на колени. Я быстро пролистал первые и медленно изучил последний.
– Ну?
Я аккуратно положил список на выцветшее покрывало. Собрался с мыслями.
– Мммм-гхммм, так-так, – вдумчиво протянул я. – Скажите, а откуда у вас перечисленные здесь ценные бумаги?
– От деда по наследству достались. Два года назад. Они хранятся у его душеприказчиков, а здесь – только список.
– Вы знаете, сколько они стоят?
– Когда я вступал в наследство, оценщики назвали мне общую стоимость. – Он произнес цифры вслух и как будто смутился… нет, даже опечалился.
– С тех пор они выросли в цене.
– На сколько?
– По сегодняшним рыночным ценам… они могут стоить около семисот пятидесяти тысяч долларов, мистер Фостер. Сэр.
Он ничуть не изменился в лице. Моя новость тронула его не сильней, чем прогноз погоды, предвещающий холодную зиму. Тут в гостиной послышались шаги Альмы, и он вскинул брови.
– Ш-ш-ш!
– Она не знает?
– Боже, да нет, конечно! – воскликнул он и тут же, словно удивившись собственной горячности, добавил: – Всему свое время.
– Если вы отдадите мне список, я перешлю его в наш нью-йоркский офис и через некоторое время предоставлю вам полный анализ рынка с рекомендациями, – прошептал я. – Можно называть вас Герберт, сэр?
Мой клиент, Герберт Фостер, уже три года не покупал себе новых костюмов, да что там: у него и второй пары башмаков не было. Он с трудом наскребал деньги на оплату кредита за подержанную машину, а вместо мяса ел сыр и рыбу, потому что мясо было им не по карману. Его жена сама шила себе одежду, и костюмчик Герберта-младшего, занавески и покрывала в их доме были пошиты из той же материи – видимо, она купила на распродаже целый рулон. Каждую зиму они мучительно решали, что в итоге выйдет дешевле, новые покрышки или подержанные, а телевизор ходили смотреть к соседям. Словом, крошечной зарплаты бухгалтера, которую Герберт приносил из бакалейной лавки, едва хватало на
Господь свидетель, бедность не порок, и такая жизнь, пожалуй, куда достойней моего существования, но мне странно было смотреть на эту нищету и знать, что настоящий доход Герберта после выплаты всех налогов составляет около двадцати тысяч долларов в год.
Я показал портфель Фостера нашим аналитикам и попросил сделать подробный отчет о возможностях роста, рисках, ожидаемых доходах, влиянии войны и мира на фондовый рынок, инфляции, дефляции и всем прочем. Отчет занял двадцать страниц – рекорд среди моих клиентов. Обычно такие отчеты переплетают в картонные папки. Папка Герберта была из красной искусственной кожи.
Она прибыла ко мне домой воскресным днем, и я сразу позвонил Герберту. Новость была потрясающая: оказывается, я недооценил его портфель и на тот момент он стоил почти восемьсот пятьдесят тысяч долларов.
– Я получил анализ и рекомендации, – сказал я в трубку. – Дела у вас идут прекрасно, мистер Фостер. – Местами лучше диверсифицировать вложения, сделать больше упора на рост, но в целом…
– Делайте все, что сочтете нужным, – сказал он.
– Когда мы сможем это обсудить? Все нужно тщательно обговорить и продумать. Сегодня вечером я свободен.
– А я работаю.
– Сверхурочно в бакалейной лавке?
– Нет, у меня есть вторая работа, в ресторане. По пятницам, субботам и воскресеньям.
Я поморщился. Человек зарабатывает семьдесят пять долларов в день на одних акциях, а сам горбатится по вечерам в выходные, чтобы свести концы с концами!
– Как насчет понедельника?
– Играю на органе в церковном хоре.
– Вторник?
– Работаю добровольцем в пожарной части.
– Среда?
– Играю в церкви для кружка народных танцев.
– Четверг?
– Мы с Альмой идем в кино.
– Тогда предложите сами какой-нибудь день!
– Зачем вам я? Не бойтесь, поступайте как сочтете нужным.
– Разве вам не хочется в этом участвовать?
– Это обязательно?
– Мне было бы спокойней.
– Хорошо, давайте вместе пообедаем во вторник.
– Отлично! Может, вы до тех пор ознакомитесь с отчетом? Подготовите вопросы…
– Ладно, ладно, ладно! – раздраженно буркнул он. – Я буду дома до девяти вечера. Заезжайте.
– Еще одно, Герберт. – Я припас самое сладкое напоследок. – Оказывается, я здорово недооценил ваш портфель! Он сейчас стоит порядка восьмисот пятидесяти тысяч.
– Ага.
– Это значит, что вы на сто тысяч богаче, чем думали!
– Понял, понял. Что ж, дальше действуйте как сочтете нужным.
– Да, сэр.
Он повесил трубку.
Я задержался на другой встрече и подъехал к дому Фостеров только в четверть десятого. Герберт уже ушел. Дверь открыла Альма и, к моему вящему удивлению, попросила отчет, который я прятал под плащом.