Добролюбов
Шрифт:
Охота вам в такую скверную погоду ездить к цензору, толковать с ним битый час! Через два месяца пошлем к нему новый набор этой статьи, он позабудет, что уже читал ее, и, наверное, пропустит…
Добролюбов, по словам присутствовавшей при этом Панаевой, пристально смотрел на Некрасова, явно возмущенный его спокойным тоном.
— Что же, — заговорил он, сдерживая себя, — по-вашему, мы будем преподносить читателям запоздалые статьи по вопросам, которыми общество интересуется сегодня?
— Ну что делать! — возразил Некрасов.
— А небось, — иронически заметил Добролюбов, — если бы вы, проголодавшись, пришли в ресторан и заказали себе хороший обед, а вам подали подогретые кушанья, то не так покойно отнеслись бы к этому…
Некрасов встрепенулся и ответил:
— Было время, что и я так же волновался, как вы… Но горький опыт
— Выйдет! — убежденным тоном ответил Добролюбов. — Я сейчас же иначе выражу те места, которые цензор выкинул, и завтра утром опять поеду к нему и не час, а два, три буду сидеть у него и толковать ему, что он словно пуганая ворона — куста боится!
Действительно, Добролюбов был неутомим и изобретателен в борьбе с цензурой. Как-то в письме к Некрасову, жаловавшемуся на притеснения, он еще раз выразил свое убеждение, что цензура не может помешать «делу таланта и мысли»; он хотел сказать, что подлинный талант непременно пробьет себе дорогу, преодолеет все препятствия. Сам Добролюбов пробивал дорогу своим мыслям с помощью разных способов и приемов, о которых можно написать целую книгу, — так они были хитроумны и своеобразны. Сошлемся для примера хотя бы на следующие слова Добролюбова из письма его к С. Т… Славутинскому (писателю, близкому к «Современнику»): «Вообще, чтобы Ваши труды не пропадали в цензуре, необходимо говорить фактами и цифрами, не только не называя вещей по именам, но даже иногда называя их именами, противоположными их существенному характеру».
Именно так нередко поступал сам Добролюбов, и мы не должны забывать об этом, читая его статьи. Вспомним, например, знаменитое сопоставление Болгарии с Россией в статье «Когда же придет настоящий день?». Болгария, говорит критик, порабощена турками, в ней «нет общественных прав и гарантий»; «Россия, напротив того, государство благоустроенное, в ней, как известно всем и каждому, существуют мудрые законы, охраняющие права граждан и определяющие их обязанности, в ней царствует правосудие, процветает благодетельная гласность…». Разумеется, никто не мог бы поверить в искренность Добролюбова, когда он столь непринужденно восхвалял «мудрые законы» крепостнического государства. И даже цензура почувствовала в его словах насмешку: не решившись прямо зачеркнуть это место, она все-таки нашла нужным умерить непрошеные восторги. Цензор вычеркнул фразу «как известно всем и каждому», выбросил слово «мудрые», а в конце этой тирады оказалось изъятым замечание о том, что у нас «в виде стада никого не гоняют», которым Добролюбов заканчивал свою ироническую характеристику «благоустроенного государства».
Ирония и насмешка были действенным оружием в руках Добролюбова. Он прибегал к нему часто и охотно, особенно в тех случаях, когда ему трудно было изложить свои мысли в серьезной и спокойной форме. Он давно уже понял сокрушительную силу смеха и задумал широко использовать эту силу для дела своей борьбы и пропаганды. Юмор и сатира оказались, по сути дела, одним из средств, успешно помогавшим ему обходить цензурные препятствия. В кругу «Современника» именно так и расценивали его интерес к сатире. Антонович, например, говорит: «Постоянно занятый мыслью, как бы вернее подействовать на читателей, раскрыть им глаза, а главное, пробудить в них энергию, Добролюбов находил, что серьезные журнальные статьи для этого не достаточны, что в некоторых случаях шутка или насмешка могут действовать сильнее, чем серьезное рассуждение, и что в шуточной или в сатирической форме возможно будет иногда провести в печать такие вещи, которые никак не пройдут в серьезной форме…»
В январском номере «Современника» за 1859 год впервые появился сатирический отдел, озаглавленный «Свисток». Этому названию суждено было вскоре приобрести громкую известность. Инициатором и главным автором «Свистка» был Добролюбов. Здесь по-настоящему развернулся его незаурядный талант сатирика. Новым видом оружия Добролюбов воевал против тех же самых врагов, которых он разил пером публициста и критика. Зубры крепостнической реакции, откупщики и другие эксплуататоры народа, представители реакционной печати, либеральные болтуны, певшие фальшивые гимны «прогрессу», аполитичные защитники «чистого» искусства, продажные поэты, отдавшие
Успех первых его номеров навел редакцию «Современника» на мысль о необходимости организовать специальное издание — сатирическую газету «Свисток». Больше всех хлопотал об этом Добролюбов. Он тщательно разработал программу нового издания, весьма широко задуманного; достаточно сказать, что среди его разнообразных отделов предполагался даже отдел «теории и истории сатиры». Определяя лицо будущей газеты, Добролюбов говорил, что ее задача — поражать общественные пороки, преследовать «зло и неправду» с помощью смеха и шутки. В документе, предназначенном для цензурного ведомства, Добролюбов писал: «Злоупотребления, разоблаченные серьезною литературою, — должны быть добиты смехом. Этим орудием до сих пор еще слишком мало у нас пользовались…» Далее в документе говорилось, что в русском обществе есть «две категории людей, подлежащих сатире: рутинисты, приверженцы к своим старым ошибкам и порокам и ненавидящие все новое, — и прогрессисты, кричащие о современных успехах цивилизации, о правде, свободе и чести, без надлежащего усвоения себе истинных начал просвещения и гуманности… Доселе все поражали рутинистов; но «Свисток» предполагает себе задачу не щадить и неразумных прогрессистов, так как они ложными толкованиями, безрассудными применениями могут повредить делу общественного просвещения не менее людей самых отсталых и невежественных».
Нетрудно догадаться, что под «рутинистами» Добролюбов имел в виду лагерь реакции, а под «прогрессистами» — либералов, — представлявших с точки зрения революционной демократии наибольшую опасность для дела революции. Себе же редактор «Свистка» оставлял некую третью позицию, стараясь создать у блюстителей политической нравственности впечатление, что газета будет критиковать «прогрессистов» за избыток либеральности и недостаточно глубокое усвоение «начал просвещения и гуманности». Однако обмануть бдительность цензурных властей не удалось: на ходатайство об издании газеты, поданное от имени подставного лица, последовал отказ. От больших планов пришлось отказаться.
Но и тот «Свисток», который продолжал время от времени появляться в качестве одного из отделов «Современника», Добролюбов сумел сделать боевым органом литературной и политической сатиры- Подготовленные и выпущенные им восемь номеров «Свистка» представляли собой восемь оглушительных залпов, выпущенных в стан врага, прежде всего против дворянско-буржуазного либерализма с его трусостью, продажностью, лицемерием.
Первая страница «Свистка», («Современник» № 1 за 1859 год).
Фельетоны, сатирические куплеты и стихотворные пародии Добролюбова, брызжущие талантом и остроумием, отмечены подлинной политической остротой. Важной чертой «Свистка» была его тесная связь с жизнью, стремление по-газетному откликаться на самые злободневные вопросы, самые волнующие события отнюдь не только литературного характера.
Одним из таких событий, привлекавших внимание передовой русской общественности с самого начала 1859 года, были волнения рабочих на строительстве железных дорог, главным образом Московско-Нижегородской и Волго-Донской. Строительство осуществлялось крупными дельцами-подрядчиками, которые вербовали дешевую рабочую силу из крепостных крестьян. Невероятно тяжелые условия труда, жестокость обращения, нищенская оплата и ужасающее питание (например, на одном из участков пути во Владимирской губернии рабочих кормили протухшей солониной с червями, а воду привозили из стоячей заводи, в которой местные крестьяне стирали белье) — все это привело к возмущению среди строителей, которое прежде всего выразилось в том, что они партиями начали покидать свои участки, преследуемые жандармами и подрядчиками. Добролюбов не мог не откликнуться на это. И он писал в «Свистке» о трагическом положении крепостных рабочих на постройке железной дороги; предавал позору миллионера Кокорева, который выдавал себя за гуманного человека и поклонника гласности, но в то же время наживал громадные барыши при помощи бессовестной эксплуатации крестьян, согнанных из разных местностей на строительство «чугунки» и, по существу, обреченных на вымирание (статья «Опыт отучения людей от пищи»).