Добронега
Шрифт:
– Не помню, – сказала Мария, подумав. – Впрочем, это не важно. Хочешь ли ты послужить мне, Хелье?
– Послужить?
– Поступить ко мне на службу.
– Что же это за служба?
Улыбка Марии из домашней превратилась в светскую.
– Не хуже других служб, – сказала она, неожиданно переходя на шведский. – Есть правители явные, как конунги Олаф и Ярислиф, или отец мой Вальдемар. А есть правители и правительницы тайные, о власти которых не знают и не говорят.
– Но догадываются и сплетничают, – добавил Хелье.
– Нет уж, насмешливость
Возникла пауза. Хелье отвел глаза.
…Или отец мой Вальдемар. Вальдемар? Позволь, то есть как? Дочь Владимира? Мария… Как же это… э… Добронега!
Вот я дурак неотесанный, подумал он с отчаянием. Вперся к ней в светелку. Ничего себе! Как я посмел. Но, вроде, ничего. Вроде, она не сердится. Добронега. Легендарная Добронега. Та самая.
Он знал и слышал разное. Но ни разу ему не пришло в голову за все это время, что поразившая его тогда в Сигтуне киевская княжна как раз и есть Добронега.
Он вдруг почувствовал неодолимую усталость. День выдался трудный.
– Подданые мои не очень многочисленны, но влиятельны и вездесущи, – веско сообщила Мария. – Я предлагаю тебе, Хелье, не просто службу, но и расположение мое. А это многого стоит. Многие за такое предложение полжизни отдали бы с радостью великой.
Хелье промолчал. Правый глаз у него начал закрываться сам собой. Он протер его кулаком.
– А что я должен буду делать? – спросил он напрямик.
Можно было выразиться изящнее, но голова отказывалась соображать.
Притворяется, подумала Мария. На самом деле он не глупый. Из него может выйти толк. А может и не выйти.
– Ты должен будешь выполнять мои поручения.
– В обмен на что? – спросил Хелье, поддерживая разговор.
Мария улыбнулась – теплее, чем раньше.
– Совсем другое дело, – одобрила она. – Не сразу, но постепенно, если ты будешь доказывать раз от раза свою преданность мне, будут тебе, Хелье, и награды, и почести. И земли и слуги.
Теперь у Хелье начал закрываться левый глаз. Плохо дело, подумал он, надавливая на веко двумя пальцами.
– А на большее, стало быть, рассчитывать не приходится, – сказал он, с натугой подавляя зевок.
– Большее? Что ты имеешь в виду?
Хелье тряхнул головой. В голове от этого яснее не стало.
– Ты знаешь, княжна, что я имею в виду, – произнес он с задержками, зевая. – Если б не знала, не куталась бы так в покрывало…
Мария покраснела, но в тусклом свете одинокой свечи сонные глаза Хелье этого не заметили.
Помолчали.
– Прости меня, княжна. Я очень дерзок, но это потому, что я соображаю плохо. Устал.
– Ты поступишь к Владимиру ратником, – сказала Мария, овладевая собой. – В Косую Сотню. Под начало к Добрыне.
Никогда я не слышал ни о каких косых сотнях, подумал Хелье.
– Что-то я не пойму, – произнес он недоуменно. – То я тебе служу, то Владимиру.
– Почти все, кто находится на службе тайной, несут также службу явную. Во избежание лишних толков.
– Для отвода глаз.
– Что
– Меня не возьмут, – вспомнил Хелье предупреждение Эрика.
– Я пошлю тебя к человеку, который все устроит. Когда ты мне понадобишься, а понадобишься ты мне, возможно, очень скоро, я дам тебе знать.
– Ага, – тупо сказал Хелье.
– А за сегодняшнее мне бы хотелось отблагодарить тебя отдельно. Видишь сундук в углу?
Хелье посмотрел в угол.
– Вижу.
– Открой его.
Хелье тяжело поднялся и проследовал к сундуку. Внутри оказалось множество секций. Рябило в глазах, да и темно было, приходилось напрягать зрение.
– Слева крайняя секция, – наставляла Мария. – Шкатулку видишь?
– Вижу.
– Неси ее сюда.
Хелье вынул шкатулку и понес к кровати.
– Поставь на лавицу. Открой.
Внутри оказался широкий золотой браслет с крупным алым камнем.
– Это подарок италийского посла, – сообщила Мария.
Она сразу спохватилась, поняв, что именно это говорить как раз и не стоило, но было поздно. Браслет из любовного сувенира превратился в просто драгоценность, которую можно было продать.
– Возьми себе и делай с ним, что хочешь. Это за службу. А вот это – от меня лично, в знак расположения, – и Мария, исправляя ошибку, высунула из-под покрывала руку. Большой и указательный пальцы держали только что снятый под покрывалом тонкой работы перстень.
Хелье сунул браслет в карман портов, а в перстень без особых усилий вдел безымянный палец. Кажется, Мария носила его на среднем пальце.
– По возвращении в Киев ты обратишься к священнику по имени Ипполит, скажешь, что от меня, и что тебе хотелось бы служить в сотне у Добрыни.
Только этого не хватало, сонно подумал Хелье.
– А теперь я с тобой прощаюсь. Время позднее. Как спрыгнешь с карниза, ступай прямо к роще. Постарайся, чтобы тебя не заметили. Эржбета упряма, я ее уговорю, что ты не враг, но не сегодня. Сегодня опасно. Как доберешься до рощи, иди себе вдоль реки. На полпути тебе попадется сторожка. Там в стойлах четыре лошади. Возьмешь себе одну, доедешь по понтонному пути до следующей сторожки, у самой переправы. Отдашь лошадь сторожу, скажешь, что ты от меня, он тебя перевезет.
– Понял, – сказал Хелье. – Но все это я проделаю позже. Не сейчас.
– Почему же? – надменно удивилась Мария. Дерзость этого мальчишки перешла уже все известные ей границы.
– Что за дверью? – спросил дерзкий.
– Малая столовая, – высокомерно ответила Мария, поднимая брови.
– А за нею?
– Выход в общий коридор.
– А вон та узкая дверь?
– Нужник, – зло сказала княжна.
– Прекрасно, – одобрил Хелье, двигая лавицу к стене, ближе к окну. – Я тут посплю немного, княжна. Не обращай на меня никакого внимания. Сплю я очень крепко и во сне ничего не соображаю и не разбираю. Только не пускай сюда никого. А ежели тебе с кем переговорить надо будет утром по неотложному тайновластительному делу, так ты их прямо в малой столовой принимай.