Доброй ночи, любовь моя
Шрифт:
Затяжная война, вот что это такое, настоящая затяжная война. Девчонка там заряжает пушки, сама она засела в окопе.
Что случилось потом?
Жар от детского тела, руки, которые бьют и бьют, девчонка, голая, заползла в угол.
– Ты будешь делать, что я скажу, маленькая гадина, человек ты или животное, я тебя убью, если не будешь слушаться, если ты будешь продолжать меня унижать, делать вид, что меня нет, слышишь, не смотри в сторону, начиная с сегодняшнего дня действуют другие правила. Начиная с сегодняшнего дня я больше не хочу быть твоей мамой.
–
Девочка сидела между ними, с чистыми волосами, розовая.
Глава 10
Курт Лудинг созвал собрание в понедельник утром. Он послал Женни, свою ассистентку, за сладким пирогом, который теперь лежал посредине стола, липкий и нарезанный слишком большими ломтями.
– Пожалуйста, берите, – то и дело предлагал Курт.
Его длинные ухоженные пальцы нервно вертели ручку. Берит заметила надпись на ручке: «Норботтенский Курьер». А что такого? Он же откуда-то с севера.
К пирогу никто не притронулся, даже сам Курт.
Он сидел во главе стола. Пил кофе из пластмассовой кружки, подносил ее ко рту и отхлебывал осторожными мелкими глотками. Не расспрашивал, как прошли выходные, не до пустой болтовни было этим утром понедельника. Курт был одет в темный костюм, в котором начал появляться зимой, прежде он обычно носил свитера и вельветовые штаны. Что-то с ним случилось, подумала Берит. Он превращается в этакого непогрешимого.
Они ждали. Анни уставилась в свою чашку. Лотта прочищала горло, покашливая, словно у нее начиналась простуда. Лилиан слабо, почти неслышно напевала, она всегда напевала, когда злилась или волновалась, тогда она, вместо того чтобы что-то сказать, все ходила и напевала.
За окном проехала «скорая помощь», завыли сирены.
Зазвонил телефон.
– Автоответчик включен? – спросил Курт Лудинг.
– Да, конечно, – ответила Женни.
– Хорошо. Тогда начнем. Да, вы все, конечно, понимаете, что раз я вас созвал в понедельник утром, то на это есть причина. Как вы знаете, я в свое время был одним из основателей этого издательства, а потом, когда другие компаньоны не захотели продолжать дело, именно я взял на себя все. Вложил деньги. Да вы эту историю прекрасно знаете. И так шли годы. Иногда было трудно, не буду скрывать. Но все вы отлично работали, без вас бы дело не пошло. Многие из вас работают здесь уже давно, Берит, например, и Маргит... Я думаю, что вы почти так же привязаны к издательству, как и я.
Он замолчал и посмотрел в окно.
Снег все сыпал. Термометр показывал около шести градусов ниже нуля, и Берит в первый раз за зиму надела шубу.
К делу, думала она. Переходи к делу, кривляка гребаный!
Ей хотелось курить. Она пыталась бросить и уже много недель чередовала сигареты с антиникотиновой жвачкой.
Вряд ли именно сейчас у нее получится бросить.
– Как вы знаете, – продолжал шеф, – как вы знаете, я родился и вырос на севере, в провинции
И правда, спустя много лет ему все еще казалось, что это очень весело – вечеринка для персонала. Он обычно был заводилой, у себя на даче он научил их есть миндальную картошку и пряную салаку с душком, он пел им меланхолические северные песни. Тогда с ними была его жена Мод, веселая пышная женщина, тоже с севера.
Перемены случились после развода. Мод влюбилась в другого и бросила его, уехала с новым мужем за границу, в Маастрихт, что-то связанное с Европейским парламентом. Курт Лудинг так и не оправился после краха.
– А теперь, друзья мои, я перехожу к сути. Значит, так. Держитесь, потому что речь пойдет о переменах в крупном масштабе. Я собираюсь перевести издательство в Лулео!
Он замолчал и посмотрел на них, на одного за другим. Один глаз у него слегка подергивался.
– Вы удивлены? Могу себе представить.
Где-то в другом конце здания завизжала дрель. В здании постоянно что-то ремонтировали, перестраивали. Почти каждый месяц приходили послания от хозяина дома: «Просим принять во внимание, что на этой неделе то и се...»
– Почему именно в Лулео, наверняка спросите вы все. Я вам скажу почему. Управлять предприятием оттуда необыкновенно выгодно, областное правление обещает налоговые льготы, они прямо спят и видят, чтобы у них появилось хорошее издательство с отличной репутацией. Весь Баренцев регион и все тамошние писательские дарования просто ждут не дождутся.
Он отхлебнул кофе, глаза у него блестели. Он улыбнулся уже не так напряженно.
С ума спятил, думала Берит. Она прикусила себе язык, но не почувствовала боли. Баренцев регион!
– А с нами как? – спросил кто-то. Анни, наверное.
Она вскочила, волосы упали ей на лицо.
– Что с нами будет, об этом ты подумал?
Курт Лудинг положил на стол ручку и крутанул ее, как волчок. Ручка завертелась, а потом со стуком упала на пол.
– Я хотел бы сказать так, – произнес он, все еще улыбаясь. – Любая реорганизация должна сначала пройти период подгонки, чтобы потом достичь максимальной эффективности. Это может быть болезненно, я понимаю.
– Курт, это не ответ! – отрывисто сказала Анни. По лицу у нее пошли пятна, шея покраснела.
– Да! – подхватила Берит. – Что будет с нами?
– Но... вы можете последовать за мной, разумеется. Все. Я надеюсь закончить с переездом за лето. А потом начнем вкалывать, где-то с августа. И вот что, друзья мои, Лулео – очень неплохой город. Даю вам слово.
– Он рехнулся! Просто спятил!
Берит и Анни сидели в суши-баре на Уппландской улице, суши сегодня имели непривычный вкус, будто лежалые. Если это так, то к вечеру у них прихватит живот. Но какое это имеет значение!