Доброй ночи, любовь моя
Шрифт:
Флора слышала, как Свен молится.
Она больше не противоречила ему, однако не могла отвести взгляда от бедер девчонки, таких узких, таких детских.
Если плод застрянет, то это будет только наша вина. Если она умрет, а ребенок останется в ней, то это станет нашим наказанием.
Только девчонка не умерла, она выжила.
Ребенок лежал на простыне, это был очень маленький мальчик.
Свен взял ножницы, разрезал пуповину. Кровь. Подал ей комок, новорожденного этого.
Я чувствовала теплое тельце, оно дрожало, мальчик задыхался, кричал,
В дверях возник Свен, посмотрел на меня, повернулся и вышел.
Девчонка протянула ко мне руки, чтобы взять ребенка. Я сказала: ты устала. Еще заспишь его, и он задохнется. Посмотри на него, хочешь раздавить ненароком такого красивого маленького мальчика?
Она была очень худая, но крови из нее вытекло много.
Я положила его возле ее груди, но он кричал и махал своими слабыми ручками. Он был голоден. Хороший знак. Только откуда у такой юной молоко? Свен раздобыл где-то бутылочки и пакет детского питания, заменяющего грудное молоко. Мальчик был тяжелый, он лежал у меня на коленях, это я научила его сосать. Каждый раз, когда девчонка брала его, он принимался плакать. Она была слишком юная, сама еще совсем ребенок.
Случилось самое ужасное: мальчик перестал есть. Что делать с ребенком, который не ест? Флора сидела с ложкой, раскрывала ему ротик, то, что в него попадало, вытекало обратно, затекало за уши. Она отдала его девчонке. Согрей его, если можешь. Но девчонка лежала в полусне и ничего не чувствовала.
Ребенок прожил четверо суток. А потом уже ничего нельзя было сделать.
Флора завернула его в полотняную салфетку. Свен пришел с коробкой, в которой раньше лежала обувь.
Ребенок был такой крошечный. Слишком рано родился.
Свен так никогда и не рассказал, что он сделал с коробкой.
Глава 19
Когда он пришел, родители стояли у окна. Он разглядел их за занавесками, увидел, как они подались назад, чтобы он их не заметил. Это его раздражало, он ничего не мог с собой поделать.
В метро он купил тюльпаны и коробку шоколадных конфет. А что подарить такому старому человеку? Книги отца никогда не интересовали.
Мать взяла у него куртку.
– Иди посиди с папой – и за стол, обед будет готов через пять минут.
В доме вкусно пахло. Мать сделала мясные рульки, его любимое блюдо. К ним крупный вареный картофель.
Отец наполнил свою тарелку.
– Как у тебя дела? В гостинице много работы?
– Была небольшая запарка.
– Но ты ведь все еще только по ночам работаешь?
– Да. Только ночи тоже могут быть довольно тяжелыми.
– Это как? Постояльцы буянят, что ли?
– Ну, Чель, ты же все прекрасно понимаешь! – вмешалась мать.
Отец от раздражения зашипел:
– Нет, не понимаю, на хер!
Мать посмотрела на Ханса-Петера. Тот состроил гримасу.
– Если постояльцев много... а тем более иностранцев, – пробормотал Ханс-Петер. – Тогда, например, с паспортами возня. А еще им нужно помочь с информацией. А еще такси заказать, все выяснить, они же как дети малые.
– А, вот оно что. Ну да.
– Возьми еще рулек, Ханс-Петер.
– С удовольствием, мама, так вкусно, ты знаешь, как мне угодить.
Мать криво улыбнулась.
После обеда он помог ей помыть посуду. Отец уселся перед телевизором, там что-то про лыжников показывали.
– Он такой раздражительный стал, все ему не так, – бормотала мать, споласкивая тарелку. – Все ему нехорошо. Я стараюсь, стараюсь.
– А он вообще-то здоров?
– Здоров? Думаю, да. Я ничего такого не замечала.
– А ты сама, мама?
– Что я?
– Ты здорова?
– Конечно, здорова. Крепка как орех. И почему орехи должны быть особо крепкими? Только так говорят. Да, у меня иногда немного голова кружится, но ведь возраст.
Она подошла к буфету и достала банку с кофе.
– Я для него торт испекла. Шоколадный, как он любит.
– Ты его балуешь.
Мать вдруг закрыла глаза руками и заплакала.
– Ох, мама! В чем дело?
Он хотел обнять ее, но она отстранилась.
– Мама... это из-за Маргареты?
– Да, – кивнула она и отвернулась к двери в кладовку.
Обычное дело. По семейным праздникам, в дни рождений накатывали воспоминания. Мать старалась не касаться их в разговоре, но они сидели в ней и в какой-то момент вырывались наружу.
Ханс-Петер не знал, что сказать.
– Хочешь, я сам займусь кофе? – спросил он.
Она тряхнула головой и подошла к плите.
Его одолевало нетерпение. Он уже выпил кофе, дважды подкладывал себе торт. Как обычно во время визита к родителям, на него накатывал жор.
– А к кофе ничего нет? – проворчал отец.
– Чель, ведь есть же торт.
– А кроме торта? Что-нибудь покрепче.
Он лукаво улыбнулся Хансу-Петеру:
– Что скажешь, Ха-Пэ? Может, ты вечером работаешь?
– Да, работаю, – поторопился ответить тот. – Но стаканчик я бы пропустил.
Отец хранил спиртное в старом буфете, купленном когда-то на аукционе. Створки буфета были разрисованы тыквами. Он достал бутылку виски. Отец был одет в старую коричневую кофту с кожаными заплатами на локтях. Сколько он уже ее носит? Всю жизнь?