Доброй ночи, мистер Холмс!
Шрифт:
Будто бы я русалка с герба Варшавы!
– Мне, как всегда, не составит никакого труда держаться при мистере Уайльде в рамках приличий, – с достоинством промолвила я в ответ.
Тайт-стрит оказалась короткой улочкой неподалеку от Роял-Хоспитал-роуд, чуть к востоку от особняка на Чейни-Уок, где некогда жили Стокеры (Ирен, кстати, считала, что они уже оттуда съехали). Сквозь кружево нагих ветвей деревьев виднелись тянувшиеся вдоль улицы четырехэтажные дома восемнадцатого века, сложенные из красного кирпича. Дом номер шестнадцать практически ничем не отличался от других. Выделялся он разве что дверью кричаще желтого цвета, которую, на мой взгляд, можно было украсить изображениями
Оформление внутреннего убранства дома, вопреки моим ожиданиям, тоже не отличалось эксцентричностью. Я не увидела ни причудливых цветочных узоров, выложенных позолотой на темных стенах, ни восточных тканей, ни роскошного синего японского фарфора, ни павлиньих перьев.
Интерьер гостиной, выдержанный в золотисто-кремовых тонах, меня приятно удивил. Он очень мило гармонировал с простой белой, покрытой резьбой каминной полкой и фигурными бордюрами вдоль стен.
Услышав от миссис Уайльд, что ее муж «на работе», я не могла сдержать вздоха облегчения. Как оказалось, прошлым летом он согласился стать редактором журнала «Женский мир».
– Вы, если не ошибаюсь, и сами сотрудничаете с этим журналом? – спросила Ирен, после того как мы, воспользовавшись приглашением хозяйки, присели. – Ведь это вы написали целую серию восхитительных заметок о муфтах? Должна признаться, к этому предмету туалета я и сама неравнодушна.
– Спасибо за комплимент, мисс Адлер. Ваше возвращение на лондонскую сцену не ускользнуло от внимания моего мужа. Как-то в разговоре он упомянул, что уже долгие годы восхищается вашим чудесным голосом.
Миссис Уайльд оказалась стройной печальной женщиной миниатюрного сложения с большими красивыми глазами. В силу свободного покроя, который предпочитали сторонники эстетизма, платье буквально висело на ней мешком, однако это лично меня нисколько не смущало. С первого мгновения Констанс настолько меня очаровала, что я тут же потеряла к ее наряду интерес, и мне стало все равно, решила ли она надеть такое платье по своей воле, или же так захотел ее муж.
– Мы столько слышали о вашем доме. Он настоящее украшение всего района, – продолжила Ирен. – Вы позволите нам его осмотреть?
Я была готова залиться краской от нескромной просьбы подруги, однако Констанс буквально подпрыгнула от восторга, словно всю свою жизнь только и мечтала показать нам свое семейное гнездышко. Мы проследовали в столовую, обшитую покрытыми белой эмалью панелями. Элементы декора в ней были выдержаны в голубых и желтых тонах, создававших ощущение приближающейся весны. Мы с Ирен совершенно искренне выразили свое восхищение.
– Нет ничего удивительного в том, что мистер Уайльд стал редактором журнала, посвященного моде и светскому обществу. Ему нет равных в чувстве стиля и одновременной тяге к простоте.
– Мне остается жалеть лишь о том, что он позабыл о простоте, когда трудился над оформлением собственной обители, – вздохнула миссис Уайльд и повела нас на второй этаж, где располагался кабинет поэта.
Вид светло-желтых стен заставил нас немедленно позабыть о хмуром непогожем дне. Повсюду были разбросаны книги и разные диковинки, отчего вид кабинета тут же напомнил мне контору Годфри. Миссис Уайльд подошла к стулу, придвинутому к письменному столу, и задумчиво провела пальцем по дереву.
– Стол принадлежал Карлайлу [49] , – сказала нам Констанс. – После смерти столько его вещей пустили с молотка…
Я уставилась на деревянную поверхность… Подумать только, сам Карлайл, склонившись над ней, писал свои знаменитые труды по истории. Интересно,
– А вы знаете, что мистер Уайльд – не первый писатель, обосновавшийся в этом доме? – неожиданно спросила Ирен.
49
Карлайл Томас (1795–1881) – британский писатель, публицист, историк и философ шотландского происхождения, автор многотомных сочинений «Французская революция» (1837), «Герои, почитание героев и героические истории» (1841) и др. Известен как один из блестящих стилистов викторианской эпохи.
– Вот как? – не особенно удивившись, подняла брови Констанс. – Тайт-стрит уже которое десятилетие является отчим краем для писателей и художников. До недавнего времени по соседству с нами жил Джимми Уистлер. Зря он затеял этот суд. Сколько денег потратил… [50] А ведь Оскар его предупреждал…
– У меня все не идет из головы предыдущая обитательница этого дома, – продолжила гнуть свою линию Ирен. – Она приходится матерью одному моему другу. Ее звали Каролина Нортон. Она была писательницей и поэтессой.
50
Уистлер судился с писателем, художником и критиком Джоном Рёскином, который часто высмеивал его в печати. Уистлер выиграл процесс, однако судебные издержки сделали его банкротом, в результате чего ему пришлось оставить Лондон и уехать на четырнадцать месяцев в Венецию.
Миссис Уайльд озадаченно улыбнулась. Со всей очевидностью можно было заключить, что она впервые слышит об этой женщине.
– Вы ничего интересного в доме не находили? Образно выражаясь, памятные подарки от предыдущей владелицы.
– Если что-то здесь раньше и было, то оно сгинуло. После свадьбы мы устроили в доме ремонт и все переделали. Иногда мы прибегали к советам мистера Уистлера… Естественно, когда Оскар был склонен им последовать, – добавила она. – Боюсь, сейчас они друг с другом на ножах.
– Когда ссорятся творческие люди, они особенно сильно становятся похожи на распушивших хвосты павлинов, – заметила Ирен.
– Именно. Я бы даже выразилась, рассерженных павлинов. Вот скажите, мисс Адлер, вам когда-нибудь доводилось слышать, как павлины кричат? Жуткие, дикие вопли, доложу я вам. Эти птицы своими криками отвлекали от работы мистера Карлайла, и потому он называл их «порождениями дьявола». Мне знакомы их вопли, потому что их держал Россетти [51] , который тоже жил неподалеку отсюда. После его смерти павлины разбрелись по округе.
51
Россетти Данте Габриэль (1828–1882) – английский поэт, переводчик, иллюстратор и художник.
– Какие у вас чудесные соседи, – покачала головой Ирен.
Мы стали спускаться по лестнице. На мгновение подруга остановилась и выглянула в окно.
– Ну и ну! А у вас еще есть и сад? Какой он милый. Изумительно!
– Пока еще холодно, так что ничего особенного в нем нет. А вот придет весна, виноградные лозы зазеленеют, и тогда совсем другое дело.
– А вон тот колоритный каменный крест? Он как-то связан с юношескими воспоминаниями вашего мужа? Ведь мистер Уайльд провел детство и отрочество в Ирландии.