Добрые предзнаменования (Пер. Виктора Вербицкого)
Шрифт:
Это не был старый Адам, Им известный. Они избегали смотреть друг другу в лица. С Адамом в таком настроении, мир казался мрачнее, холоднее.
– Кажется мне, – заметил Брайан прагматично, – кажется мне, лучшее, что ты можешь с этим сделать, это кончить про это читать.
– Это как ты недавно сказал, – отозвался Адам. – Растешь, читая про пиратов, ковбоев, пришельцев из космоса и другие подобные штуки, и когда ты думаешь, что мир полон удивительных вещей, вдруг тебе говорят, что на самом-то деле он полон мертвых китов, срубленных лесов и ядерных отходов. Для этого и расти не стоит, таково мое мнение.
Они обменялись
Над всем миром была тень. Штормовые облака собирались на севере, сквозь них просвечивал желтый солнечный свет, словно небо покрасил любитель-энтузиаст.
– Кажется мне, все это надо убрать и опять начать заново, – произнес Адам.
Произнес это голос, не похожий на голос Адама.
Сквозь летний лес пронесся сильный ветер.
Адам поглядел на Пса, который попытался встать на голову. Вдалеке загрохотал гром. Он наклонился и отвлеченно похлопал пса.
– Вот славно будет, если все атомные бомбы взорвались и все началось сначала, только уже правильно организованное, – продолжал Адам. – Иногда мне кажется, что именно этого я и хочу. А потом мы сможем со всем разобраться.
Гром опять зарычал. Пеппер задрожала. Это не было обычный Их мебиусовский спор, который разукрасил множество медленных часов. В глазах Адама было что-то такое, что его подруга не могла понять – не дьявольский огонек, он был там практически все время, но какая-та серая пустота, что было гораздо хуже.
– Ну, насчет нас я не знаю, – попробовала Пеппер. – Не знаю я насчет нас, ведь, если все эти бомбы взорвутся, взорвемся и все мы. Как мать нерожденных поколений, я против этого.
Они любопытно на нее взглянули. Она пожала плечами.
– А потом мир захватывают гигантские муравьи, – проговорил Венслидэйл нервно. – Видел такой фильм. Или ходят с ружьями со спиленными концами и у всех такие, знаете, машины с приделанными ножами и пистолетами.
– Я не допущу гигантских муравьев или чего такого, – отозвался Адам, ужасно развеселившись. – И с вами все будет в порядке. Я уж за этим прослежу. Будет здорово, а, весь мир иметь в личном пользовании. Правда? Сможем его поделить. В замечательные игры поиграть сможем. В Войну поиграть сможем с настоящими армиями и прочими штуками.
– Но ведь никаких людей не будет, – указала Пеппер.
– О, людей я могу нам сделать, – ответил Адам весело. – Уж, в любом случае, для армий сгодятся. Каждому достанется четверть мира. К примеру, тебе, – он указал на Пеппер, которая отдернулась, словно палец Адама был добела раскаленной кочергой, – Россию отдам, так как она красная, а у тебя волосы рыжие, так? А Венсли – Америку, а Брайану, Брайану Африку и Европу, и, и…
Даже в состоянии растущего ужаса Они обдумали слова Адама, те того требовали.
– Э-эй, – проговорила Пеппер, заикаясь (а поднимающийся ветер в это время хлестал ее майку), – не п-понимаю, почему Венсли досталась Америка, а мне д-досталась одна только Россия. Россия скучна.
– Могу дать еще Китай, Японию и Индию, – ответил Адам.
– Это значит, что у меня только Африка и куча скучных маленький стран, – заметил Брайан, торгуясь даже на извилистом краю катастрофы. – Я бы был не против Австралии, – добавил он.
Пеппер толкнула его и со значением покачала головой.
– Австралию я отдам Псу, – отозвался Адам, в глазах которого полыхали созидательные огни, – ведь ему куча места нужна, чтобы бегать. И там для него все эти кролики
Облака, двигаясь быстрее, чем ветер, распространились по небу, вперед и в стороны, как чернила, вылитые к чашку чистой воды.
– Но ведь не будет никаких кр… – взвизгнул Венслидэйл.
Адам не слушал, во всяком случае – голоса вне его головы.
– Слишком много беспорядка, – бросил он. – Надо нам заново начать. Просто спасти тех, кого хотим, и заново начать. Так лучше всего. Если подумать, мы Земле услугу окажем. Я злюсь, глядя на то, как эти старые глупцы разводят беспорядок…
– Это, понимаешь ли, память. – пояснила Анафема. – И назад, и вперед позволяет заглянуть. Я имею в виду, наследственная память.
Ньют на нее вежливо, но непонимающе взглянул.
– Я пытаюсь сказать, – продолжала она терпеливо, – что Агнес не видела будущее. Это просто метафора такая. Она его помнила. Конечно, не очень хорошо, и частенько оно было слегка запутано после того, как пропущено сквозь фильтр ее понимания. Мы думаем, лучше всего она помнила те вещи, что собирались произойти с ее потомками.
– Но если вы в разные места ходите и разные вещи делаете, так как она об этом написала, а написала она воспоминание о местах, где вы были и вещах, что сделали, – заметил Ньют, – то…
– Знаю. Но есть, э, свидетельства того, что это именно так и работает, – кивнула Анафема.
Они взглянули на карту, разложенную между ними. Рядом с ними бормотало радио. Ньют ощущал, очень даже ощущал, что рядом с ним сидит женщина. «Веди себя профессионально, – велел он себе. – Ты ведь солдат, так? Ну, почти. Ну и веди себя как солдат. – На долю секунды он серьезно об этом задумался. – Ну, веди себя как приличный солдат себя бы вел – каково было бы лучшее его поведение». Он заставил свое внимание вернуться к нынешнему делу.
– Почему Нижний Тадфилд? – спросил Ньют. – Я из-за погоды им заинтересовался. Оптимальный микроклимат, так ее называют. Это значит, это маленькое место со своей личной славной погодой.
Он взглянул на свои записные книжки. Совершенно точно что-то с этим местом было странно, даже если проигнорировать тибетцев и НЛО, которые, похоже, в нынешнее время кишели во всем мире. В районе Тадфилда не только такая была погода, по которой можно было календарь ставить, он также необычно сильно сопротивлялся переменам. Никто здесь, похоже, не строил новых домов. Население особо не изменялось. Единственная ферма, на которой выращивали зверей на убой, а куриц заставляли непрерывно нести яйца, открывшаяся в этой местности, через год или два обанкротилась и была заменена традиционным свинофермером, который пускал своих свиней побегать в своих яблочных садах и продавал свинину по выгодным ценам. Две местных школы, похоже, имели блаженный иммунитет от меняющейся моды на образование и учили по-старому. Шоссе, что должно было большую часть Нижнего Тадфилда превратить в нечто большее, чем Место Беспробудного Сна Счастливых Свиней на Выкорм на Развилке 18, сменило направление за пять миль до него, объехало его по огромному полукругу и продолжило свой путь, не помня о маленьком островке сельской неизменчивости, который объехало. Никто точно не знал, почему; один из исследователей, которые этим шоссе занимались, получил инфаркт, второй стал монахом, а третий укатил на Бали рисовать обнаженных женщин.