Добрые шутки Амура

Корж Катя

— Если это тебе так принципиально, ты можешь платить мне за аренду, скажем, холодильника.

Мы усмехнулись оба, и я подошла к Люку ближе, чувствуя вновь то тепло, что всегда было между нами, и что почему-то ненадолго покинуло нас до этого. Он расставил руки, и я прижалась к его груди, вновь выпрашивая мысленно прощение за случившееся в офисе.

Стоя на лоджии в обнимку под лучами весеннего солнца, мы еще долго ничего друг другу не говорили. Это вновь был немой разговор наших душ и тел, который заряжал, заставлял чувствовать умиротворение и покой даже несмотря на прошлые

неурядицы.

— Прости меня, — вновь вырвалось с моих губ через пару десяток минут, когда ноги уже стали затекать.

Люк положил подбородок на мою голову, и стал гладить по спине, нашёптывая тёплые слова.

— Это мои проблемы, малышка, ни о чём не переживай. Но обещай подумать над моим предложением, хорошо?

— Но у тебя здесь одна спальная комната, — вновь возразила я.

— Ты забыла про диван в гостиной и на лоджии. И у меня предложение сейчас упасть на какой-нибудь, и посмотреть по ноутбуку фильм.

— Слишком заманчивое предложение, но я хотела посмотреть город, пока на улице хорошая погода.

— Тогда перенесём фильм на вечер, — задумался Люк. — Ты на сколько взяла билет обратно?

— Еще не брала, — честно ответила я ему. — Родители думают, что я у Кейт, и что она покажет мне город. К тому же я насмотрела еще парочку салонов, в которых могла бы работать.

Люк вывел меня на кухню, где поставил чайник и усадил за барную стойку, продолжая выслушивать мои планы на будущее. И пока заваривался чай, мы нашли еще пару салонов в хороших районах, которые уже посоветовал мне Люк. Но признаться честно, когда он сел рядом со мной и стал что-то набирать на компьютере, я смотрела не на экран, а не его пальцы, что ловко прыгали с клавиш на клавиши, на его сосредоточенный профиль, внимательные глаза, острый подбородок, мышцы, что обтягивала чёрная водолазка с горлом.

После мне всё же устроили экскурсию по городу до самого вечера, водя по улочкам выложенные брусчаткой, по набережной, паркам и шумным проспектам. Даже без каблуков мои ноги ужасно устали, но Люк был бодр, и мне стало совестно, что из нас двоих быстрее устала я.

Когда солнце уже спряталось за горизонтом, и город стали освещать лампы и декоративные фонарики кафе, мы всё так же держась за руки, шли вдоль реки, направляясь к дому.

На ужин решили схалтурить и заказать лапшу, и пока у нас был свободный час до готового заказа, мы решили его потратить на свежем воздухе, купив две чашки горячего чая в ближайшем кафе на колёсах.

— И кто еще из нас двоих старик, — покачал головой Люк, когда я остановилась ненадолго и потёрла икры.

— Я не привыкла так долго гулять, но здесь так красиво, что не смогла остановиться.

Люк выбросил свой стаканчик и подошёл ко мне. Мир резко перевернулся, но не вверх тормашками, теперь Гронский держал меня перед собой на руках.

— Поставь меня, я же тяжёлая.

— Кто тебе такое сказал? — самодовольно улыбнулся он, и я поняла, что отпускать меня не собираются. Это было слишком мило и приятно.

— Ты сам.

Люк помотал головой, давая понять, что я всё вру, и направился к дому. Дождавшись ужина, меня стали учить, как есть палочками под ужастик, который теперь выбрал

парень. Предполагаю, что это было сделано специально, что бы я прижималась к нему во время скримеров, потому что как-то слишком довольно он улыбался после таких объятий.

— Останешься у меня? — прошептал он мне на ухо, когда фильм уже пришёл к развязке, а на часах было больше полуночи.

— При всей моей скромности и воспитанности, Люк, я не уйду из этой квартиры сейчас, потому что все электрички я уже пропустила.

Гронского обрадовала такая новость, и он захлопнул ноутбук, как только пошли титры.

— Тогда можешь идти в душ первая…

— Ужас, можно же не так откровенно, — ударила я его в грудь, чувствуя смущение.

Люк почему-то засмеялся, а потом дал щелбан в лоб, совсем как Вика, когда я вытворяла какую-то глупость.

— Я имел в виду, что пока ты будешь переодеваться, я диван себе разложу, озабоченная ты моя.

— Я то?! Это ты у нас мастер двусмысленных намёков…

Чувствуя, как начинают полыхать щёки, ушла в душ. Хорошо, что предусмотрела такой вариант, как остаться на ночь, и взяла всё необходимое для этого. И когда я уже стояла чистая и пахнущая мужским гелем, я чистила зубы и смотрела в своё отражение. Мои волосы скрывали глубокое декольте небесной шёлковой пижамы, щёки по прежнему были розовыми от смущения, а глаза какие-то сверкающие. Поставив щётку в стаканчик рядом с Люковой, я улыбнулась, представляя, что так могло бы быть всегда.

Нюша и Люк в одной квартире, в одном доме, как семья. Странно, что это слово стало ассоциироваться с ним, а не с родителями. Потрясённая собственными мыслями, я несколько раз умылась холодной водой и всё-таки вышла в коридор. Люк действительно постелил себе в зале, дожидаясь меня из душа.

— С лёгким паром, — он поцеловал меня в лоб и закрыл за собой дверь.

Я пошла в спальню, где вместо двух осталась одна подушка, и уже не было покрывала. Завернувшись в белое одеяло, я вновь вернулась в гостиную, и легла на диван, дожидаясь Люка.

Гронский потратил на душ намного меньше времени, и когда я услышала, что ручка ванны щёлкнула, я повернулась к нему.

— Ты чего еще не спишь.

— Страшно в квартире с маньяком спать.

Люк закатил глаза и присел рядом со мной на корточки, всматриваясь в мой самодельный кокон из одеяла, в котором я укуталась гусеницей.

— И что мне с тобой делать?

— Люби, корми и никогда не бросай, — повторила я слова Гарфилда, и потянулась к Люку за поцелуем.

Но Гронский решил сделать всё по своему, и стал щекотать мои ноги, после чего вытянул меня из моего же кокона, потянув на себя.

— Вылезь из моей кровати, миссис паразитка.

Вся моя броня посыпалась, и я поехала по матрасу вперед к Люку. Но как-то наши игры пошли явно не по его плану, потому что моя маечка задралась, оголяя слишком многое на теле, и ни одеяло, ни волосы ничего не смогли скрыть. Люк так и застыл с моими щиколотками в руках, глядя точно не в мои глаза, а я через пару секунд прикрылась, чувствуя какую-то радость от его выражения лица.

— Гронский, такое удивление, словно грудь никогда не видел.