Шрифт:
Глава 1
— Хватит губить себя!
Голос, звучавший в моей голове, приносил мне страдания в сотню раз большие, чем похмелье. И если последнее можно было вылечить простой опохмелкой, то голос эта самая опохмелка активировала ещё больше.
— Изыди, сатана, без тебя тошно, — прошептал я, просто чтобы не молчать.
— Тебе тошно от того яда, который ты в себя вливаешь.
— Вот сейчас встану и поправлю это.
— Ага, ещё большим ядом. Перестань, хватит!
— Ит, пошёл ты… сам знаешь куда.
Да,
— Перестань себя губить, — продолжил занудствовать Ит, когда я, с трудом поднявшись, попытался дрожавшей рукой налить себе похмельный стакан.
— Моя жизнь! Как хочу, так и распоряжаюсь.
— А обо мне ты подумал? Что будет со мной, когда ты умрёшь?
— А вот тут ты не угадал. Мне Хлоя обещала вечную жизнь.
Получив утреннюю спасительную дозу и размочив под краном свою внутреннюю, как вы помните, самую засушливую в мире пустыню, я влез в те самые тапочки и пошаркал к окну, чтобы оценить сегодняшнюю погоду. Вечная жизнь — это, конечно, хорошо… Но вот профинансировать эту вечную жизнь никто не удосужился. Нужно было ползти и добывать средства на какую-никакую выпивку и столь же какую-никакую закуску. Хорошо хоть только для себя. На всех домашних животных с недавних пор был наложен строжайший запрет.
Заоконье встретило меня занудным моросящим дождём. Тем самым дождём, который мог зарядить и на неделю. Желание вылезать под него, пусть и из запущенной и неопрятной, но сухой квартиры не появлялось. Я ещё раз с тоской осмотрел двор с высоты своего окна, и…
Глаза. Три пары глаз пристально смотрели на меня с улицы. Я не видел тех, кому они принадлежали. Дождливая пелена, высота далеко не первого этажа и, в конце концов, миллион лет не мытые оконные стёкла. Конечно, я не видел. Я просто почувствовал. И чёрт возьми я знал, кто на меня сейчас смотрит…
Первым желанием было отскочить от окна, спрятаться в недрах квартиры и не высовываться из неё целую вечность. Ведь не будут же они ждать вечность, тем более под дождём. А если будут? Да и какая к чёрту вечность, если уже максимум через час моя голова будет раскалываться от недостатка этилового спирта в крови.
— Боишься? — спросил меня Ит, но ноток злорадства в его интонации я не уловил.
— Просто не хочу встречаться с прошлым, — медленно произнёс я. — Уже не хочу.
— А я? — с обидой и надеждой уточнил Ит.
— Ты — моя вечность, — успокоил я лесного духа, хотя хотел обозвать его утренним кошмаром.
— Это как? — не понял Ит.
— Это прошлое, настоящее и будущее. И так вечность. Или лесные духи мало живут?
— Не знаю, — отозвался Ит после некоторых раздумий, — думаю, духи в моём случае живут столько же, сколько живут те, к кому они прибились.
— Тогда, поздравляю и тебя
Меж тем первые, пока ещё робкие отголоски будущей головной боли начинали ненавязчиво пульсировать в моей голове. И с каждым увеличивающимся пульсирующим ударом крепла моя решимость выйти из квартиры. Да и чего я, собственно, боюсь? Не я их кинул, а меня тупо заставили. Сделали предложение, от которого я не мог отказаться. Поэтому все претензии к ведьмовскому шабашу, то есть магическому совету вообще, и к Хлоиной матери в частности. И, в конце концов, сами виноваты! Нефиг было в меня влюбляться всем троим. Своих мужиков как будто мало! Нет, втюрились в земного алкаша. И не просто втюрились, а прямо как декабристки в ссылку за мной попёрлись. Только это для вас ссылка, а для меня дом родной.
На этом эмоциональную прокачку можно было считать законченной и не потому, что я себя убедил забить на обладательниц пристальных взглядов в моё окно, а потому, что мой не до конца растворившийся в алкогольных суррогатах мозг срочно требовал бежать за чем-нибудь спиртосодержащим, наплевав на всё и на вся, иначе…
А вот что было бы иначе, даже думать не хотелось. Поскольку ничего хорошего в адских муках головной боли не смог бы найти даже самый законченный оптимист. Что уж говорить про меня.
Накинув на себя видавшую виды куртюху — пусть слабая, но все же защита от дождя, — я выскочил на улицу.
Улица, как и ожидалось, встретила меня противной промозглостью стоявшей в атмосфере неопадающей пеленой. Вот как раз то самое состояние дождя, когда кажется, что он висит плотным туманом, а вниз падает только в том случае, если две молекулы этого тумана соединяются вместе в бурном экстазе. Все как у людей. Возникло чувство. Слились, так сказать… и полетели.
— Погода прямо «жабья радость», — выдал я просто в никуда. — А вот интересно, сами жабы как думают?
— А ты возьми и спроси у них, — ответил мне кто-то.
Оборот на триста шестьдесят градусов вокруг своей оси ничего не дал. Способных говорить в обозримой реальности не было. Хотя те три взгляда я на себе ощущал, но не могли же они стать невидимыми. Во-первых, таким баловалась только Болотная. А во-вторых, это было в их мире.
— Ну, здравствуй, белочка, — поприветствовал я единственное казавшимся правильным объяснение.
— Как знала, — радостно отозвались в ответ. — И тебе не хворать.
С этими словами на плечо мне приземлилась реальная белочка, спрыгнувшая с ближайшего дерева. Да-да, самая обычная белочка. Хвост пушистый. Ушки с кисточками. Шёрстка мокрая. Морда наглая.
— А ты мне: «Выбери другой, выбери другой», — ехидно заявила белочка куда-то под дерево и показала язык.
— Ладно, признаю, проиграла. — Из-под придревесных кустов важно вылезла жаба. Именно вылезла, а не выпрыгнула. Точнее, вальяжно вышла.
— Ну здравствуй, Серёжа, — поздоровались со мной из-за спины. Обернувшись, я увидел писца.