Добрый 2
Шрифт:
— Он очнулся!
— Это для нас он очнулся. И это плохо.
— Как плохо? Теперь всё будет хорошо.
— Для них плохо и для него плохо. Для тебя, кстати, тоже плохо.
— Почему?
— Потому что он умер.
— Кто у вас вечно помирает? — проворчал я, не открывая глаз. — Сегодня что, всемирный день смерти в вашем мире? Отменяйте, плохой праздник.
Я всё-таки решил открыть глаза, и первое, что я увидел, — это курносого новорождённого младенца, склонившегося надо мной. Такой, знаете ли, Филиппок. Нескладный,
— Вот же, он даже и глаза открыл. — Филипок подёргал за руку стоящую рядом симпатичную гургутку. Если, конечно, гургуты бывают симпатичные. Впрочем, почему «если»? Эта была такой без всяких «если».
— Почему же тогда рыдают на его груди две принцессы? А, Ит?
— Ит? Подождите. Ит. Ты стал видимым?
— Скорее, это ты стал таким, что смог его увидеть.
— Девушка, не мешайте мне общаться с моим духом. И вообще, как вас Великий вождь в такую даль отпустил? И куда смотрит Болотная ведьма? От нас, значит, слиняла, сказала, что на работу. А на работе-то и нет.
— Вот, Ит, он видит меня такой, какая я есть. И это ещё раз подтверждает, что он умер. Давай руку, — обратилась гургутка ко мне, — пора покидать тело.
Не знаю почему, но я беспрекословно подал руку этой дочери болот, и она легко, практически без усилий, выдернула меня из меня. Да, именно так. Я остался лежать на земле и воспарил ввысь, увлекаемой гургуткой.
— Молодец, без истерик. Не все так спокойно воспринимают свою смерть.
— Какая смерть? Что вообще происходит?
— А я тебе говорила — не лезь.
— Женщина, я вас первый раз вижу.
— Всё-таки ты туповат, — сказала гургутка. — Я Ариэль.
— Тогда я Великий вождь. Нет, лучше Мара, вот вообще один в один.
— Сейчас к тебе придёт слух, он всегда немного запаздывает. Сначала картинка, потом слух. И ты услышишь, как убиваются по тебе две любившие тебя девчонки. А пока попрощайся с Итом. Ему до конца дня нужно прибиться к кому-нибудь, иначе он попадёт в рабство. Хоть это-то ты помнишь?
— Что, правда Ариэль?
— Да, — спокойно ответила гургутка. — И теперь ты видишь, как я на самом деле выгляжу, а не то, что ты представлял себе в мечтах.
— А Ит — младенец?
— Внешне мы остаёмся такими, какими были на момент смерти, и не меняемся никогда. Правда, такими нас видят только сами духи или те, кто только что умер.
— Но я не хочу…
— Прощайся с Итом. Истерику закатишь потом.
— Давай, Сергей. — Младенец взглянул на меня серьёзными, недетскими глазами и протянул ручонку. — Мне было приятно быть твоим духом, хоть ты и хотел меня периодически, как ты говорил, раздухарить.
— Подожди, но может…
— Не может, — перебила меня гургутка, называть по-прежнему её Ариэль у меня язык не поворачивался. — Не задерживай его. До конца дня осталось мало времени.
— Давай, Ит. Мне тоже было приятно, что ты был
На глазах младенца выступили слёзы. Впрочем, и мои глаза сухими не оставались. Не в силах больше сдерживать эмоции, я сгрёб Ита в объятия и крепко прижал к себе.
— Прощай, Серёжа, — просипел Ит. — Хотя, если тебя сделают духом, то мы ещё встретимся.
— Конечно встретимся, даже если и не сделают. Я решу эту проблему.
И тут моих ушей достиг вой. Да-да, именно вой. Определить, кто или что издавало такие жуткие звуки, я бы не смог даже под угрозой смертной казни. А впрочем, казнить мертвеца — это моветон.
— Да можно это уже успокоить как-нибудь?!
— Иди, Ит, удачи тебе. — Гургутка практически вырвала младенца из моих объятий и придала ему ускорение. — Иди, если попадёшь в рабство, то вы точно не встретитесь. Спеши.
Ит ещё секунду смотрел на меня, потом резко развернулся и полетел прочь, не оборачиваясь.
— Ты хотел знать, кто это воет? Это твои принцессы убиваются по тебе.
— Но почему именно так?
— А потому что по-другому у них уже не получается. Они действительно очень сильно любили тебя. Любили и убили. Хотя ты это сделал сам, но они считают по-другому. И вот этот вой — всё, что осталось у них из эмоций. Нравится?
— Ты издеваешься?!
— Но ты же этого хотел, когда лез на верную смерть?
— Я хотел прекратить поединок девчонок.
— Я всё-таки была права, ты идиот. Жил идиотом и умер как идиот. Вот теперь наслаждайся. Сейчас ещё Болотная-младшая вернётся, она уже знает, и идёт сюда ведьмовской тропой. Вот тогда ты насладишься по полной.
— Нет, — не выдержал я и зажал уши ладонями что есть силы. Не помогло.
— Наивный, тебя нет. Нет твоих ладоней, нет твоих ушей. Нечем и нечего зажимать.
— Но я же как-то слышу! — практически проорал я.
— От тебя остались только воспоминания. Сейчас они сильны. У этих воспоминаний горе. В этих воспоминаниях ты ещё живой. И в тебе остались чувства, как у живого. Со временем всё будет притупляться и исчезать. Чем дольше память, тем длительнее этот процесс. Длительнее и болезненнее. Впрочем, до конца его ты не дойдёшь. Ты сойдёшь с ума ещё на середине пути.
— И что, совсем нет выхода?
— Конечно есть, — усмехнулась гургутка. — Первый — это стать духом.
— А что, есть ещё и второй?
— Второй — это умереть окончательно.
— В смысле? — не понял я.
— Ты не умер до конца, — загадочно произнесла гургутка.
— А можно хоть после смерти без загадок? Бесит.
— Давай по порядку. Сначала тебе откажут в духовстве.
— То есть ты уверена, что откажут?
— Увидим. Идём или подождёшь Болотную и насладишься и её горем?
— Идём, — твёрдо ответил я и взялся за предложенную руку гургутки.