Добрый ангел смерти
Шрифт:
– В Ростове придется несколько дней постоять. Мой вам совет – женщин отправьте оттуда отдельно на пассажирском поезде. Из Баку это делать нет смысла, слишком опасно. Ну что ж, удачи и до встречи! Ни пуха ни пера!
Полковник пожал нам руки и отошел к Аману, курившему возле «лендровера».
Мы с Петром стояли в полном оцепенении. Я держал в руках большой конверт.
В ушах все еще звучал голос полковника. Я уже не думал о ветхом виде парома, на котором предстояло переплыть Каспий. Дальнейшая дорога вызывала у меня более серьезные опасения. Не только за себя, но и за Гулю. Прежде всего за Гулю. Было бы глупо рассчитывать,
Я посмотрел на Петра. Судя по его угрюмому виду, он тоже не испытывал особой радости от предстоящей дороги.
– Ну что будем делать? – спросил я.
– А що робыты? – голосом фаталиста ответил он. – Трэба всэ довэсты до кинця.
Он достал свою трубку. Закурил.
Я кивнул, а сам подумал: «Будь ты палестинцем, радовался б наверно каждой возможности умереть за родину и Аллаха».
Оглянулся на машину. Галя сидела на стальной боковой ступеньке «лендровера», а Гули не было видно. Я заволновался. Подошел, спросил Галю.
– Вона туды пишла, – Галя показала рукой на ангар с полураскрытыми ржавыми воротами.
– Зачем?
– Пэрэодягтысь…
Я направился к ангару, но не успел пройти и полпути, как увидел вышедшую мне навстречу Гулю в джинсах и серой футболке. В руке она несла сложенное темно-красное платье-рубаху.
– Ты знаешь, куда мы едем? – спросил я ее шепотом.
– Да, – ответила она, улыбнувшись.
– Может, тебе лучше остаться сейчас здесь? А потом прилетишь в Киев, когда все уже будет в порядке. Я тебя встречу.
Гуля отрицательно мотнула головой.
– Мы теперь одно целое: муж и жена, – сказала она. – Я могу потеряться без тебя, ты потеряешься без меня. Я не хочу остаться одна…
Я обнял Гулю, крепко прижал ее к себе и ощутил ее ответные объятия, ее сильные, красивые руки.
«Кто из нас кого будет защищать?» – подумал я не без иронии.
– Все будет хорошо, – прошептала мне в ухо Гуля и запечатала слова поцелуем.
Я тоже поцеловал ее в ухо.
Глава 54
Как только два азербайджанца в грязных синих комбинезонах появились у въезда на паром, перекрытого покрашенной в красный цвет цепью, у причала собралась немалая толпа желающих стать пассажирами. Очередь машин протянулась метров на двести до ржавого ангара и хвост ее спрятался где-то за ним. На козырьке ангара метровыми белыми буквами было написано «ТУРКМЕНБАШИ». Сначала я удивился, но быстро понял, что это новое название Красноводска.
Оба самосвала стояли теперь в первой десятке. Я с грустью оглянулся на «лендровер». Эта машина внушала мне больше доверия, чем «КрАЗы». И хотя я особо не полагался ни на Амана, ни на Юрия, было бы куда спокойнее, если б они отправились с нами. Но то, что они оставались здесь, было вполне логично – они оставались на своей территории. Вот только почему вместе с ними оставался полковник Тараненко? Какие дела задерживали его здесь, в Туркменистане, если главной задачей была доставка песка на Украину?
Покрашенная в красный цвет цепь с грохотом упала. Один из азербайджанцев лениво потянул ее на край и там придвинул ногами к боковому борту. Второй стал посередине въезда и приглашающе махнул передней машине. Красная «Лада» подъехала и остановилась. Водитель – низенький и щуплый кавказец – вышел из машины,
Контролер внимательно проследил, куда поехала и где остановилась «Лада», потом обернулся и позвал жестом следующую машину.
Солнце припекало. Я вытащил из бокового карманчика своего рюкзака войлочную остроконечную шапку, расправил ее и надел на голову. Снова подошел к Гуле.
– А тебе Аман ничего не говорил? – спросил я.
– О чем?
– О нашей поездке…
– Нет, – ответила Гуля. – Он только пожелал удачи. Три раза.
– Три раза? – переспросил я.
Она кивнула.
Я оглянулся, бросил взгляд на Амана, Юрия и полковника, спокойно о чем-то беседовавших, стоя между джипом и ангаром. Посмотрел на Петра и Галю, молча сидевших на стальной ступеньке «лендровера». При всем моем внутреннем напряжении я не мог не ощущать атмосферу удивительного спокойствия, царившую в порту. Я не мог не заметить холодное спокойствие на лицах Петра и Гали и беззаботность троицы коллег. Даже погрузка на паром происходила как-то слишком спокойно, без спешки, без шума и криков. Пешие пассажиры терпеливо ждали, пока одна за другой машины не заедут на палубу.
Второй азербайджанец в синем комбинезоне принялся помогать первому и пошел на палубу, где стал следить, чтобы водители ставили свои машины ближе к середине плотными рядами, не оставляя незанятого пространства.
Из-за ангара появился хвост автомобильной очереди, и вскоре вся эта многоколесная змея вползла на палубу парома, заполнив собою все пространство.
Паром присел под тяжестью груза поглубже в воду, и граница между двумя ржавчинами исчезла.
Еще через полчаса, уже погрузившись и сложив вещи в одну кучу на верхней палубе, мы вчетвером провожали взглядом удалявшийся порт Красноводска и постепенно превращающийся в темную точку на коричневом берегу «лендровер». Но джип так и не превратился в точку – он вскоре уехал.
Море было спокойным. Грязная темнозеленая вода, покрытая перламутровой пленкой мазута, легко колыхалась под неспешно плывущим паромом.
Только чайки кричали, то обгоняя паром, то снова возвращаясь к его корме.
Но никто не бросал им корма. Пассажиры, среди которых в основном были казахи и кавказцы, молча сидели на своих сумках и чемоданах.
– Пошли прогуляемся, – предложил я Гуле.
Оставив Петра с Галей сторожить вещи, мы прошлись по палубе, обошли паром вдоль бортов, с интересом изучая открывшиеся горизонты.
Влажный воздух отдавал солью и йодом. И солнце, зависшее между берегом и нами, не казалось жарким.
Обнявшись мы остановились у заднего борта, глядя на расползавшиеся за паромом невысокие волны, на уходящий в прошлое берег.
С этого расстояния можно было рассмотреть и часть города, спрятавшегося справа от порта, за невысокими желтыми холмами. Обычные пятиэтажки.
– Ты была в Красноводске? – спросил я Гулю.
– Нет.
– Я тоже нет, – усмехнулся я.
Рядом под бортом на палубе, постелив верблюжье одеяло, сидела казахская семейка – муж, жена и трое девчонок, младшей из которых было годика три, а старшей лет восемь. Одеты они были по-городскому, никаких ярких цветов. Тусклые платьица. И родители, им было лет по тридцать, одеты были скромно, словно специально, чтобы не привлекать к себе внимания.