Добрый доктор
Шрифт:
— Нет, дело не в железках. Поставлен под сомнение сам принцип…
— Какой принцип?
Я потерял дар речи. Какой принцип я отстаиваю? Для меня он был настолько самоочевиден, что не имел названия. Но я рисковал увязнуть в чересчур запутанной, неясной мне ситуации. Я решил пойти на попятный.
— Впрочем, — сказал я, — я только теоретизирую. Я не собираюсь давать ход делу.
— Рада слышать, Фрэнк. Тут слишком многое поставлено на кон. Для всех нас.
— Да. Вполне осознаю. Так что же вы мне порекомендуете сделать? — поинтересовался я беспечной скороговоркой, точно мы и не обсуждали никаких скользких тем.
Доктор Нгема подхватила мой
— Просто по возможности позаботьтесь, чтобы Лоуренс не передумал. Фрэнк, вы на него положительно влияете. Вас он послушается.
— Конечно, конечно, я за ним присмотрю.
— Спасибо. Это ведь и в ваших интересах.
— Да, да, понимаю.
Я все понимал, но вышел из ее кабинета в смятении. Меня раздирали противоречивые чувства. Даже голова заныла. Поскольку в комнате спал Лоуренс, я решил посидеть в уголке отдыха. Обычно это место было тихим убежищем, но сегодня мне показалось, что народу там слишком много. Слишком светло, слишком шумно. Орал магнитофон, Сантандеры играли в пинг-понг, Темба и Джулиус беседовали за чашкой кофе.
— Фрэнк, хотите присоединиться? — окликнул меня Хорхе.
Я помотал головой. Игра продолжалась без меня. Я был в полном ступоре, и меня совершенно не удивляло, что Сантандеры весело перебрасываются шариком; я бы и сам развлекался, не будь у меня так худо на душе. Через некоторое время Клаудия отшвырнула ракетку и плюхнулась рядом со мной, потная, хохочущая, доброжелательная.
— Вы сегодня приехал? — спросила она.
— Вчера вечером. Поздно.
— Вы пропускал вчера поликлинику. Очень хорошо. Ай, очень хорошо провели время.
— Да, — подтвердил Хорхе, подойдя к нам. — Мы вас вспоминали. Было здорово.
— Ай, очень здорово, — подхватила Клаудия. — Много людей! Много говорили! Ай, слишком много.
— Это хорошо, — сказал я.
Других слов у меня не было.
Только в этот момент до меня дошло, что светлая, праздничная атмосфера в уголке отдыха — что-то новенькое. Всего лишь несколько дней назад Клаудия не развалилась бы рядом со мной на диване, не завела бы этот непринужденный разговор таким тоном, словно не возненавидела меня после нашего романа. Свежий заряд оптимизма и молодости ей дало то, что произошло вчера, в мое отсутствие.
Я припомнил улыбку на лице Лоуренса, которая так не сочеталась с его рассказом. Эту же улыбку мне предстояло увидеть спустя несколько дней на собрании. Вопрос о мобильной поликлинике был единственным пунктом повестки дня. Доктор Нгема высказалась без своей обычной осторожности.
— Это многообещающий успех, — заявила она. — Если кто-то сомневается, пусть обратит внимание на изменившийся настрой коллектива. Несмотря на скудость наших материальных ресурсов, мы достигли важного результата: обратились к населению и были услышаны, дали людям знать, что мы готовы прийти на помощь. Бесспорно, — заявила она, — теперь к нашим дверям протопчут дорожку те, кто раньше вообще не слышал о нашей больнице.
Лоуренс слушал эти речи и улыбался своим ботинкам.
— Разумеется, — продолжала доктор Нгема, — это был лишь эксперимент. Мы предполагали, что будем и впредь организовывать выезды мобильной поликлиники, если первый увенчается успехом. И теперь я рада вам сообщить, что в ближайшем будущем состоится еще один.
Она приосанилась. Но я был не в силах внимательно выслушивать все те вещи, о которых она мне уже рассказала в приватной беседе: крупное официальное торжество, первое знакомство нищих крестьян с электричеством. Мероприятие развернулось перед моим мысленным взором, точно оно
Я уставился на мишень, из которой торчал единственный дротик, и этот дротик стал для меня чем-то вроде откровения. Я опомнился лишь на фразе доктора Нгемы:
— Мне не нужно объяснять вам значимость всего этого. Работа с населением, просвещение… все, чем прежний режим пренебрегал… Мы все, как один, должны отдаться новым формам работы…
И овация. Спонтанная. К аплодисментам присоединилась даже доктор Нгема. Единственными сторонними наблюдателями были Техого и я. Тихо сидели по разным углам комнаты.
Техого всегда был молчалив, но теперь он молчал по-другому. В его безмолвии отчетливо слышались обида и возмущение. Как мне казалось, его агрессия была направлена на меня.
После возвращения я с ним уже однажды столкнулся. Но еще раньше, не видя его, осознал: теперь между нами все иначе. Что меня ожидает, стало ясно после одной случайной встречи, по одному-единственному, почти незаметному жесту.
Немного посидев в уголке отдыха среди сияющих сослуживцев, я пошел прогуляться по территории больницы. Во мне бурлили мысли и порывы. Я не находил себе места. Мерил шагами тропки. Постоял, вцепившись в железные прутья ворот, глядя на внешний мир. Вечером я решил выбраться в город. Выйдя наружу, заметил неподалеку Рэймонда, смазливого друга Техого, того самого парня, которого я обвинил в соучастии. Он сидел на низком, полуразрушенном заборе автостоянки и качал ногой. Кого-то дожидался, наверно. В последний раз я видел его на вечеринке Лоуренса. Теперь, как и тогда, он был опрятен и элегантен; несмотря на сумерки, его глаза были скрыты под темными очками. Я приветливо кивнул Рэймонду, однако, когда я с ним поравнялся, он приподнял руку, которой держался за забор, и, улыбаясь, чиркнул себя пальцем по горлу.
И все. Один-единственный жест. Но всю дорогу до города меня трясло. Не от страха — или не только от страха. Этот жест был посланием, которое адресовал мне Техого. Он сообщал то, о чем доктор Нгема постаралась умолчать во время нашего утреннего разговора в ее кабинете. В скучающем жесте этого незнакомца выразилась невысказанная лютая злоба.
Вернувшись, я не застал Рэймонда на прежнем месте. На низком, покосившемся заборе никого уже не было.
Я пошел искать Техого. Было время ужина, и я отыскал его в столовой, где он одиноко сидел в самом конце длинного стола. В глубине комнаты находились Клаудия Сантандер и Лоуренс. Оба лучились от восторга — их все еще не оставляло утреннее воодушевление. Техого, напротив, источал негодование. С едой он давно покончил — просто сидел, уставившись в стену. Перед ним стояла пустая тарелка. Увидев меня, он невольно попытался на что-нибудь отвлечься. Взял со стола солонку, начал катать по ладони.
Я сел рядом с ним. Лоуренс и Клаудия, покосившись на нас, вернулись к своей увлеченной беседе. «… Гавана, — донеслось до меня, — …государственная программа охраны здоровья…»
Техого принялся перебрасывать солонку с ладони на ладонь. Вправо-влево, вправо-влево.
— Техого.
Ни звука в ответ. Солонка совершала свои перелеты. Я пододвинулся к нему поближе, переставив стул.
— Мы можем поговорить? — сказал я. — Я хочу объяснить, как все вышло.