Добрый друг Декстер
Шрифт:
Я заставил себя расположиться в кресле и тихо сидел, ощущая, как меня все сильнее охватывает жажда, принося вместе с собой готовность действовать. Каждый вдох казался потоком холодного воздуха из невидимого насоса, наполняющим грудь и делающим меня больше и ярче. Я рос до тех пор, пока не превратился в гигантский, невидимый глазу стальной луч, готовый пронзить погруженный во тьму город. Мое кресло стало каким-то нелепым крошечным предметом, способным вместить разве что мышь, и лишь ночь оставалась достаточно большой.
Время настало.
Мы вышли в светлую ночь.
Меня почти умиляло то, что он не видит столь ярко сияющего объекта, как я. В то же время это придавало мне новые силы. Я достал маску из белого шелка. Можно приступать.
Я медленно вышел из тени изгороди, невидимкой прокрался к окну дома и положил на землю пластиковую клавиатуру игрушечного детского пианино. Если быть точным, то я поместил игрушку под заросли гладиолусов, чтобы ее нельзя было сразу заметить. Красно-синяя клавиатура меньше фута в длину имела лишь восемь клавишей, зато обладала способностью самостоятельно воспроизводить четыре мелодии снова и снова, пока не сядут батарейки. Я нажал кнопку включения и отступил в свое убежище под сенью изгороди.
Сначала прозвучала «Jingle Bells», а затем – «Old MacDonald». По какой-то непонятной причине ключевая музыкальная фраза в каждом из произведений отсутствовала, но игрушка без малейшего колебания приступила к исполнению «London Bridge» все в том же радостно-идиотском ключе.
Этого достаточно, чтобы свести с ума кого угодно, а на типов вроде Макгрегора песенки должны были производить особое впечатление, поскольку подобные типы существовали за счет детишек. Во всяком случае, я на это рассчитывал. Чтобы выманить его, я вполне сознательно воспользовался крошечной клавиатурой, искренне надеясь, что Макгрегор увидит в ней орудие наказания, присланное прямиком из ада, и поймет, что его деяния раскрыты. Почему я не могу получать удовольствие от того, чем занимаюсь?
Мой план, похоже, сработал. «London Bridge» звучал лишь третий раз, когда Макгрегор на нетвердых ногах и с выражением паники в округлившихся глазах выбрался из дому. Некоторое время он стоял у дверей, оглядываясь по сторонам. Создавалось впечатление, что его рыжеватые редеющие волосы только что пережили ураган. Бледное брюхо Макгрегора слегка свисало над поясом выцветших пижамных штанов. Парень не выглядел очень опасным, но я же не пятилетний мальчик. Он стоял с открытым ртом и почесывал затылок. Казалось, человек позирует для статуи древнегреческого бога глупости. Наконец Макгрегору удалось установить, откуда исходит звучание «Jingle Bells». Он прошел к гладиолусам, наклонился и прикоснулся к крошечной клавиатуре. Когда я затянул на его шее леску, способную выдержать добрых пятьдесят фунтов, Макгрегор даже не успел удивиться. Однако, ухитрившись выпрямиться, он почему-то решил, что способен сопротивляться. Я затянул удавку сильнее, и Макгрегор отказался
– Прекрати сопротивляться, – сказали мы холодным, командирским тоном Темного Пассажира. – Прекратишь – проживешь дольше.
В этих словах он уловил уготованную ему судьбу и, решив, что сумеет изменить ее, снова принялся барахтаться. Мне опять пришлось затянуть поводок, и я держал его затянутым до тех пор, пока лицо Макгрегора не потемнело, а он сам не опустился на колени.
Прежде чем он окончательно потерял сознание, я ослабил давление.
– Делай, что говорят, – сказали мы.
Макгрегор ничего не ответил. Он, закатываясь в кашле, сделал лишь несколько болезненных вдохов, и мне пришлось слегка дернуть за леску.
– Ты все понял? – спросили мы.
Он ответил едва заметным кивком, и я позволил ему дышать.
Когда я вел его на поводке в дом, чтобы взять ключи от машины, он не сопротивлялся. Когда мы садились в его большой автомобиль, Макгрегор тоже не пытался бороться. Я занял место позади него, максимально укоротив поводок, но все же позволяя ему дышать, чтобы парень пока оставался в живых.
– Заводи машину, – велели мы, но Макгрегор повиновался не сразу.
– Чего вы хотите? – спросил он тоном, похожим на шуршание только что завезенного гравия.
– Всего, – ответили мы. – Запускай мотор.
– У меня есть деньги, – произнес он.
Я потянул леску и усмехнулся:
– В таком случае купи мне маленького мальчика.
Я держал петлю затянутой так, что Макгрегор не мог дышать, держал ее достаточно долго, чтобы он мог осознать, что командуем здесь мы, нам известны все его делишки, и с этого момента мы позволяем ему дышать ровно столько, сколько нам хочется. Когда я снова ослабил петлю, оказалось, что ему совершенно нечего сказать.
Мы предложили ему проехать по Юго-Западной Восьмидесятой улице, свернуть на Олд-Катлер-роуд и продолжить движение на юг. В этот ночной час движения на дороге почти не было, и мы повернули в район нового строительства в дальнем конце Снаппер-Крик. Стройка сейчас не велась, поскольку владельца фирмы обвинили в отмывании денег. Короче говоря, нас никто не мог здесь побеспокоить. Мы попросили Макгрегора проехать мимо недостроенной сторожки, проследовать по небольшой кольцевой дороге до воды и остановиться рядом с трейлером, где временно размещалась контора строительства. Теперь заброшенный трейлер служил лишь объектом внимания тинейджеров и тех, кто вроде меня стремился к уединению.
Мы посидели немного, любуясь ландшафтом. Луна над водой, и на первом плане педофил с петлей на шее. Разве не прекрасно?
Выйдя из машины, я вытянул оттуда и Макгрегора. Я тянул его так сильно, что он упал на колени, цепляясь скрюченными пальцами за петлю вокруг шеи. Я следил за тем, как он давится и капает слюной на землю. Его лицо потемнело, а глаза налились кровью. Затем я рывком поставил его на ноги и заставил, поднявшись на три ступени, войти в трейлер. Макгрегор достаточно оправился и сообразил, что происходит. Я привязал его к столешнице, закрепив руки и ноги клейкой лентой.