Добудь восход на закате

О'Санчес

— Не смотри, что тонкие, сносу им не будет, резина особая. Хотя, как носить...

Распрощались, оба довольные друг другом, пообещали «если что — обязательно, в первую очередь», в общем, наконец-то, лед тронулся и бизнес для Сигорда пошел.

Он даже постригся в парикмахерской на халяву, в один из дней, когда подростки-ученицы из соседней ремеслухи, проходят практику на всех желающих. Если бесплатно — почему бы и нет? Но халява-то халявой, а чтобы не погнали взашей — выбрал Сигорд лучшее из своего гардероба: ботинки армейские, брюки черные, без заплат и лоска, со стрелками — он ведь с такого урожая и утюгом спроворил разжиться, электрическим, за

червонец, вполне работающим... К брюкам и рубашка, тоже военная, хаки, но не со свалки, а с барахолки, от Розы, с которой он самым краешком поддерживал ненавязчивый и необременительный контакт.

— Так, говоришь, так и не развязался? Троица-то миновала неделю как?

— И не развяжусь. Понравилось мне. Я сразу же до следующей зарок дал.

— Молодец, не то что мой Титус. Смотрите, бабы, дал человек слово в святом месте — и вон как держит!

— Да, орел. Хоть замуж выходи! Ты ведь жених, а? Холостой? Постирать, постель согреть, а?

Торговки едко смеялись, однако Сигорд и в самом деле ощутил, что теперь он вроде бы как и ровня всем этим теткам, сторожам, носильщикам: живет в жилище, при деньгах, при заработке. Заработки случайные, конечно, а все же тысяча — не с куста упала, ею можно почти полгода за квартиру платить. Да. Вот и постригся он, и никто от него не поморщился, разве что на зубы покосились. Да, с зубами дрянь дело. Наверняка и запах, надо бы щетку и пасту... да денег жалко. Зубы-то пастой не вернешь. Одно дело голову в тепле держать — тут на шапке не поэкономишь, вынь четвертак и отдай за шерстяную. То же и куртку, но тут уже в сотню пришлось выставляться: одну, парадную, за семьдесят, а другую, для свалки, за тридцатник удалось ухватить, главное, что теплая.

Сигорд по-прежнему не любил заглядывать в зеркало, и что там смотреть: взгляд какой-то трусливый, щеки дряблые, зубы... Все лицо в морщинах, каких-то пятнах, рубцах, буграх. Ну, может, не трусливый, но все равно робкий. Через взгляд и вид у него какой-то виноватый... Но в магазин при полном параде он уже может зайти, и его никто не выгонит. Ассириец очень странную вещь ему сказал, бред собачий, но почему бы не проверить, коли время есть? На свалке — до обеда, а в город — на геологоразведку — после обеда, потому как к сумеркам на свалке лучше не задерживаться. Странные слухи про ночное время ходят, вроде как люди там бесследно исчезают. Не люди, а бомжи, но все равно... Ладно, легенды легендами, а слухи — слухами: Камал уверял его, что такие ботинки, как у него, пользуются спросом у молодежи, вроде как и не смеялся. Но сколько Сигорд ни глазел по сторонам — ничего подобного на ногах у молодых людей не видел. Штиблеты, ботинки, туфли, кроссовки, кеды, сапоги, боты даже — да, а вот таких кошмарных ботинок с низкими голенищами — ни разу.

— Девушка... Девушка!

— Да, слушаю вас?

— У меня вот какой вопрос: вот у меня ботинки...

— Так. И что? Только не надо мне их в нос пихать.

— Вы... Ваш магазин не покупает таких? У населения?

— Нет. Это надо в отдел закупок обращаться, здесь мы только продаем.

— А где у вас отдел закупок?

— Не знаю. Не мешайте работать. — Расфуфыренная, все лицо и уши в краске, в булавках, девица-продавщица ясно дала ему понять, что неинтересны ни он сам, ни слова его. Ага, работает она, стоит, треплется с каким-то разряженным попугаем...

— Но вы же позиционируете себя, как магазин нестандартных решений в одежде... Однако, говорил уже Сигорд тихо и в пустоту. Делать нечего, оставалось только засунуть ботинки обратно

в мешок и покинуть сей «Альтернативный прикид». Ладно, постепенно и эти сносит, зато прочные.

— Почем шуза, дед? — Сигорд в сильнейшем раздражении дернул рукой:

— Не цапай. Внучек, тоже мне... Двести. Самовывоз. Понял?

— Двести? Ни хрена себе! Ну-ка... Парень был белый, но явно закашивал под негра: волосы в мелких косичках, кепка-полуберет задом наперед, серьги. Только кольца в нос ему не хватало и юбки из пальмовых листьев...

— Какой размер?

— Сорок второй.

— Как это сорок второй?

— Э-э, по новому — двадцать шестой с половиной.

— А кроме шузов есть что?

— Ничего.

— На. Вот сотня, вот вторая. Все правильно?

— Да. — очумевший Сигорд никак не мог поверить в случившееся.

— Тогда, будь добр, прими грабки с моей обуви, да? Пока, дед. Пит! Пит, казила! Глянь, какую чуму я атарвал! Все наши падонки с Иневии завтра в аут павалятся! Сматри!..

Отработанным движением Сигорд сунул рулончик с бумажками глубоко под мышку, во внутренний кармашек, и на ватных ногах двинулся к выходу. Все было слишком похоже на внезапный гром в случайном сне, чтобы принять все это за реальность... В тамбуре, в переходе между магазинными тропиками и уличной зимой его крепко взяли за шиворот.

— Этот?

— Да, да, он! Я же тебе говорю, он ко мне подходил.

Следовало ожидать. Пусть отберут, лишь бы не пырнули... Сигорд повернул голову.

Держал его крепкий мужик лет тридцати, но на грабителя не похож: во-первых одет не по уличному, без пальто или куртки, во-вторых весь из себя в старинном двубортном костюме, кок на голове, такое всё стиляжное роскошество даже Сигорд в юности уже не носил, как бесславно устаревшее... Рядом с ним охранник в униформе, он еще здоровее, а сбоку эта шмакодявка продавщица верещит, показания на него дает.

— Ты что здесь творишь, уродец? Это тебе что здесь, вокзал, базар? Ну?

— Воротник... Отпустите, юноша, мой воротник. Будьте так любезны? — Сигорд словно бы контрастный душ принимал: из предсмертного ужаса он окунулся в целое озеро блаженства: его не убьют, это не ограбление и не разбой. Максимум — дадут пинка и вышвырнут вон, наверняка даже с полицией заморачиваться не захотят, чтобы имидж заведению не портить. И деньги уже — надорвутся отнимать. Да, лишь бы не в полицию, там всего хуже, но это вряд ли, явно к иному дело идет: — пинка и отпустят... Рука дрогнула и высвободила воротник.

— Благодарю вас. До того, как приедет суд и расправа, смогу ли я говорить в течение половины минуты?

— Чего?

— Еще раз благодарю вас за внимание. Вот эта девушка...

— А что он на меня пальцем показывает... Господин Ро...

— Цыц. Да, я слушаю вас?

— Я спросил у вашей сотрудницы, где у вас отдел закупок, чтобы предложить небольшую партию обуви.

— Так.

— Девушка не пожелала со мной разговаривать, предпочтя мне вон того юношу... — Сигорд показал сквозь стекло в глубину магазина.

— Это неправда!

— Помолчи, я сказал! Дальше?

— Это правда. Что, мол, у вас тут только продают, вы сказали, а где отдел закупок — вы не знаете. Разговор на этом по вашей инициативе оборвался, а я остался один как перст, с протянутой рукой. В которой, замечу, был образец пресловутых ботинок. Каковые тут же и были куплены неизвестным юношей у меня с рук.

— Но вы знаете, что продажа с рук категорически запрещена в нашем магазине.

— Как и в любом нормальном. Да знаю.