Дочь Белого Меча
Шрифт:
— Так…
— Бабка спрашивает тебя, не знаешь ли ты доверенного человека, который пришёл бы и разобрался с чарой?
— А чем же плоха такая чара?
— Бабка говорит, что она не даёт ему ничего о себе вспомнить. Он помнит только имя, а когда пытается вспомнить что-то ещё, начинается сильная боль в голове… Это мучает его.
Кузнец подозвал служанку, принял из её рук огромную кружку с мёдом. Взял пирожок.
— Бывает, что человек ничего не помнит о себе без всяких чар. Цересские монахи-лекари знают такие снадобья…
— Но чара есть. Настолько-то бабка понимает.
— Чара есть… Хорошо. Задам я вопрос одному человеку, который понимает. А там — как он скажет, так и сделаем. Ты,
4. Пустые хлопоты и первые ответы
На третий день, уже ближе к вечеру, пришёл, опираясь о старый потёртый посох, хромоногий немолодой маг-проповедник, издавна бродивший по деревням и городам и нёсший слово Заратуштры. Вышел он много лет назад из чёрного каменного храма в окрестностях огромного города Парса, непомерное восхищение которым греки разнесли по всему миру под именем Персеполиса; там было больше дворцов, чем во всех городах, в которых ему довелось побывать, вместе взятых, и много больше людей, чем встретилось ему на пути. А путь его лежал долгий: вокруг всего Срединного моря, через Геракловы столпы, по землям иберов, галлов, этрусков, италиков, греков, македонян и прочих многочисленных народов, всех имён которых он уже и не помнил; долгое время он жил неподалёку от устья Истра в общине даков-огнепоклонников, но потом утомился ими и двинулся дальше на север, вдоль великих рек — сначала бурноводного Борисфена, потом тихого Танаиса, известно местным жителям как Дона. Везде он встречал собратьев в Ахура Мазде, практикующих огонь и железо, и последователей просветлённого принца Сидхатха из далёкого царства Капилавашт — тех, кто называет себя «проснувшимимся», буддами, будахами. Они повсеместно считаются людьми кроткими и покладистыми, людьми воды и песка, но упаси вас Митра увидеть этрусских будд, бессмысленных и беспощадных…
Маг рассказывал это, с удовольствием за обе щеки уплетая материн рыбный пирог и запивая его греческим светлым подсмолённым вином. Он сделал положенное обычаем подношение мелким домашним духам и заметил, что они живут неприметно во всех обитаемых домах во всей Ойкумене, и люди к ним относятся везде примерно одинаково; но были города, из которых мирных мелких духов люди прогнали то ли по глупости, то ли по злобе, и лучше те города обходить глухой стороной так, чтобы и верхушек башен не видеть…
Насытившись, он ополоснул руки в чаше, где плавали мятные листья и половина мочёного персика, и пошёл к Нию.
Ний за эти дни ещё больше похудел и почернел лицом. Он так напрягал свои память и ум, что начинало мелко дрожать тело. Ещё и потому, что лицо его понемногу заживало от удара и отёк у скул уменьшался, он становился похожим на чёрного степняцкого идола, которых шаманы вырезают кривыми ножами из сильно стёсанных по бокам брёвен. Добрые идолы изображаются видом с уха, а злые — с носа. И про духов степных так же вот рассказывают люди: идёт с тобой рядом человек как человек, а обогнал тебя шага на два или там отстал — и всё, нет человека, пропал. Но это добрый, и встреча такая к добру. А когда идёт тебе навстречу, и ты его видишь, а поравнялся и вдруг раз, и нет человека — вот это точно злой, вот тут надо быстро себя серебром, или железом, или хотя бы шерстяной верёвкой окружать и ждать, не двигаться, сколько сил хватит…
Маг вошёл в комнату к Нию, как-то особенно посмотрел на Ягмару, и она осталась послушно стоять у крыльца. А он закрыл дверь, да ещё и воротушку берёзовую за собой повернул.
Потом ей надоело стоять просто так, и она пошла чинить разодранный ремень на Ниевом парге. Лук она уже опробовала. Хороший был лук… когда-то.
При
Она починила ремень, наново прошив его вощёными льняными нитками. Теперь он был точно такой, как был, и не поверишь, что шит наново.
Маг всё ещё не выходил из дому.
Вскоре она услышала постукивание и шелест: это была бабка Колушка в своих саночках. Козлы, уже остановившись, вдруг принялись лягать друг друга — бодаться им не позволяла толстая оглобля.
— Давно ли он там? — лишь слегка кивнув вместо приветствия, спросила бабка.
— Давненько, — сказала Ягмара.
Бабка подошла к двери, постояла, вернулась.
— Живые, — сказала она.
И, как бы услышав её, дверь отворилась. Вышел сперва Ний, а за ним, покачиваясь, маг. Оба были совершенно серые с лица.
— Вина, — сказал хрипло маг. — И мёду. Много густого мёду…
Они оба сели где стояли, и пока Ягмара не притащила, торопясь, кувшин, туес, кружки и ложки, не двигались.
Наконец, когда мужчины влили в себя по нескольку кружек красного вина со степным свежим мёдом и немного расправились, бабка сказала:
— Зря ты, Агамен, в это влез. Умный ты слишком и добрый, а тут злая сила нужна…
— Ты права, моя драгоценная саркар-ханом, но что же теперь делать — иногда приходится и голую грудь подставлять под копьё… Ничего, мы же справились как-то. Справились… — он отхлебнул ещё большой глоток вина. — Могучая чара наложена на мальчика и злая, очень злая. Тело его трудно убить, но повреждённое — оно будет восстанавливаться медленно и криво. Мне пришлось видеть таких людей, они мучаются, а не живут, но и умереть им немыслимо трудно — даже разрубленный пополам, он будет жить, но не срастётся; и даже отрубленная голова живёт многие годы, всё видя и всё понимая… Имей это в виду, Ний. В каком-то смысле ты уязвим больше, чем мы. Я не знаю, как снять эту чару, не разрушив полностью твой ум. Сейчас ты просто ничего не помнишь, хотя в остальном ты совершенно нормальный человек и можешь говорить и действовать. Живи, постигай мир, обретай ремесло, строй дом, ищи любовь, заводи семью, не делай зла и не желай зла…
Он замолчал.
— Это трудно, — сказал Ний. — Что-то рвётся из меня и рвётся во мне…
— Всем по-своему нелегко, — сказал маг. — Но таков наш мир.
— Бедхин Агамен, — сказала Ягмара. — Я открою вам одну тайну, а вы скажете мне, как сделать так, чтобы сделать правильно.
— Тогда лучше не открывай мне тайну, — сказал маг. — Это уже может быть неправильно.
— Ничего не могу поделать, это уже решено, — сказала Ягмара.
— Яга… — подала голос бабка.
— Бабушка!
Бабка обиженно отвернулась.
— Ний, покажи оруч, — сказала Ягмара.
Тот молча протянул левую руку.
— Это оруч моего пропавшего отца, — сказала Ягмара. — Его невозможно было снять, не отрубив руку, и совсем невозможно надеть на другую.
Маг нагнулся над запястьем Ния, потом провёл над ним рукой.
— Странно, — сказал он. — Как будто… сопротивление… И холод.
— Если вы не можете сейчас вернуть Нию память, то мы должны найти, откуда он прилетел к нам. А потом — как он попал туда. И так дальше, и дальше, и дальше. Люди должны что-то знать…