Дочь Голубых гор
Шрифт:
– Но с какой целью они все это делают? – спросила Эпона.
– Какая тут может быть цель, ведь это магия.
– Шаманы не объясняют, для чего совершают свои ритуалы? – Эпона почувствовал, какая пропасть разделяет ее и скифов. Кельтов с детства приучали общаться с миром духов, чтобы они понимали природу сил, направляющих их жизнь, и вели себя правильно, относясь к ним с должным почтением.
«А вот я не проявляла надлежащего почтения», – вдруг подумала Эпона, и раскаяние больно кольнуло ее в сердце.
– Шаманы ничего не объясняют, – произнесла между
– Но ведь ты что-нибудь заметила, когда присутствовала при совершении обрядов и жертвоприношений? Получила какое-то знание?
– Нет, нет, – перебила Талия. – Женщины никогда не присутствуют при совершении магических обрядов, только мужчины.
Эпона ужаснулась. Этих женщин лишают благословенной возможности общаться с духами. Такой запрет был строжайшим наказанием, которое кельтский совет племени налагал только на людей, совершивших тяжкие преступления.
– Откуда ты знаешь, что делают шаманы, если тебе никогда не разрешали присутствовать при совершении обрядов? – спросила она Талию.
В темных глазах Талии сверкнула – и тут же погасла – лукавая искра.
– Ты же знаешь, дети любопытны. Они тайком подглядывают через входные отверстия, обо всем рассказывают друг другу. – Она тихонько засмеялась под своим покрывалом. – Талия когда-то была маленькой девчушкой. Как и Эпона. Ты же помнишь, как бывает в детстве.
Эпона улыбнулась и тут же спросила:
– Я видела, что шаманы ходят с палками из резного дерева и с копытом внизу, будто это лошадиная нога. Ты знаешь хотя бы, для чего они используют эти палки?
Талия качнула головой.
– Да. На этих палках жрецы могут летать. Да, да, – подтвердила она, заметив недоверие в глазах Эпоны. – Все знают, что на этих палках они летают в страну демонов, где сражаются с ними, чтобы они не напали на нас. Палки – это волшебные кони.
– Что это за демоны?
– Демоны, насылающие болезни и смерть. Если бы мы не находились под защитой белого тальтоса, пятнистая напасть перебила бы нас всех. – При этих словах Талия начертала магический знак в воздухе и плотнее закутала голову покрывалом.
– Что за пятнистая напасть? – спросила Эпона, но одно упоминание об этом демоне так разволновало женщину, что продолжать этот разговор было бесполезно.
По-видимому, эта пятнистая напасть поистине ужасна. Если шаманы и в самом деле защищают от нее племя, они обладают большим могуществом, чем она себе представляла. Ей надо соблюдать большую осторожность.
Вечером, когда к ней в шатер пришел Кажак, она спросила его о пятнистой напасти. Его реакция была не столь сильной, как у Талии, но все же было заметно, что ему не по себе.
– Это такой демон, ползает по лицу и телу, оставляет после себя красные отпечатки. Все тело пылает огнем. Когда объявляется пятнистая напасть, мужчины, женщины, дети – все умирают.
Эпона была потрясена.
– И никто, никто не остается в живых?
– Очень мало кто. А если кто и выживает, то на его лице остаются пятна, глубокие дырочки, следы от ног демона.
– Талия говорит, что шаманы защищают вас от этой
– Племя уже долгое время не подвергалось ее нападениям, – ответил Кажак. – Может быть, нас и в самом деле защищают шаманы. А может быть, она сейчас где-нибудь в другом месте. Известно, что она нападает на все народы.
– Но в Голубых горах ее не бывает, – сказала Эпона. – Пятнистая напасть не поднимается к нам, в Голубые горы.
Лицо Кажака засветилось, как будто в голове у него зажглась свеча.
– Да? Кельты могут защитить себя от пятнистой напасти?
«Почему дух во мне не предостерег, чтобы я не заводила разговор на эту тему?» – укорила себя Эпона.
– Я никогда не видела болезни, которую ты описываешь, – сказала она Кажаку. – И я ничего не знаю о способах защиты от нее.
– Но ты сказала, что у вас ее нет. Наверно, вы боретесь против нее с помощью магии успешнее, чем шаманы. – С каждым словом он приходил во все большее волнение; казалось, он сейчас схватит ее за руку и потащит к шаманам, чтобы объявить им, как велико ее могущество.
– Я не могу лечить болезнь, вызываемую пятнистой напастью, – повторила она. – Если бы она напала на меня, я бы умерла, как и все другие.
Кажак сердито сверкнул глазами.
– Не говори так. Никогда не говори, чего ты не можешь делать. Никому не говори, чего ты не можешь делать. Понятно?
Она потупилась под его гневным взглядом.
– Понятно.
Так и не удовлетворив полностью своего любопытства, Эпона продолжала расспрашивать о шаманах, но теперь она остерегалась подолгу говорить о них с какой-нибудь одной женщиной. От Ро-Ан она узнала, что, когда шаман умирает, его не погребают в деревянном доме, а кладут на высокий, установленный на столбах помост, чтобы он мог взлететь в воздух, как некогда взлетал на своей палке.
От коренастой пожилой женщины с почерневшими зубами, Вильмы, отвергнутой жены Колексеса, которой милостиво дозволяли жить вместе с другими пожилыми женщинами, Эпона узнала, что шаманы имеют право жениться.
– Но они берут себе жен только из шаманских семей, – объяснила Вильма, – чтобы в их детях текла шаманская кровь.
– Но эти женщины сами не занимаются магией?
Явно ошеломленная, Вильма прикрыла покрывалом свои почерневшие зубы. Она только посмотрела на Эпону, но ничего не ответила.
Ари-Ки, жена Аксиньи, сообщила ей еще кое-что о жизни шаманов. – В нашем племени, – сказала она Эпоне, – считается, что, если девушка до двадцати лет ни разу не принадлежала мужчине, у нее будут очень трудные роды. Поэтому шаманы могут обладать незамужними девушками старше двадцати лет или превращать их в своих рабынь.
Эпона уже знала, что рабовладение, в том виде, в каком оно существовало у греков, было незнакомо в Море Травы, но знатные люди племени иногда превращали в рабов своих соплеменников, чтобы те их обслуживали, рабом был, например, маленький виночерпий Колексеса, мальчик с карими глазами и веселым смехом. Но ее неприятно поразило, что шаманы могут порабощать своих соплеменников.