Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия

Аврутин Евгений Александрович

– Он очень возмутился и в наказание заставил меня читать «Философию зоологии» Ламарка, пока я не пойму, что такое превращение невозможно. Книга мне понравилась, и скоро дядя понял, что мне больше всего нравится проводить время в его библиотеке. Но он никогда не лишал меня этого удовольствия.

– Тебе повезло с дядей больше, чем мне, – вздохнула Джейн.

Саша принялся и дальше рассказывать про кошек, о том, как он отнимал у них пойманных птиц, а дядя спорил с ним – человек не должен вмешиваться в жизнь природы. Саша был полусонный, с трудом подбирал английские слова. Джейн, кажется,

поняла суть их спора: дядя соглашался с тем, что человек венец творения, Саша отвечал, что тогда он должен царствовать над природой и имеет право помиловать синичку, приговорённую кошкой к съедению, а дядя отвечал, что это деспотизм. Чем кончился спор, Джейн так и не узнала, потому что Саша заснул.

Джейн поняла: ей самой заснуть не удастся точно. Она щедро накрыла Сашу одеялом и вышла на палубу. Было холодно до дрожи, причём не только зубов, но и каждой волосинки. «Успокойся, – сказала Джейн себе самой, – не дрожи, все равно не согреешься». И все же стала подпрыгивать в такт плеску волн.

Немного устав (и чуть-чуть согревшись), Джейн остановилась и посмотрела на небо. Оно было пасмурным и тёмным, но не таким чёрным, как было небо на юге по рассказам папы. Казалось, небосвод укутан холодной серой шерстью. И все же через это покрывало откуда-то просачивался свет. Поэтому и ночные волны были не просто чёрные, они отливали свинцом. Ещё ни разу Джейн не видела волны так близко, не считая, конечно, прибрежных прогулок.

Если небо и волны были видны глазу, то дождь и ветер – ощущались. Если совсем точно, они превратились в какой-то дождеветер, непрерывно летевший в лицо. Лишь лизнув свои губы, можно было понять, что упавшие на них капли – пресные, а значит, с неба, а не из моря.

Все равно идти в кубрик не хотелось. Джейн опять принялась бродить по палубе, хотя особо и не разгуляешься, тихо напевая известные ей песенки, а когда все перемурлыкала, стала сочинять сама…

– Битте.

Джейн обернулась. Капитан протянул ей бутылку с жидкостью, цвет которой был неразличим. Он показал на бутылку, произнёс несколько непонятных слов, а потом добавил, почему-то тихо и, как показалось Джейн, с лукавой улыбкой:

– Виски.

Джейн хотела отказаться, но решила, что сейчас ей не будет хуже даже от глотка уксуса, и осторожно отхлебнула из бутылки…

Следующие пять минут Джейн думала о многом, кроме проклятого холода и дождя. Она кашляла, задыхалась, чуть ли не прыгала. Потом радостно поняла, что язык не сгорел, шевелится и она даже может говорить. Она настолько удивилась, что вместо упоминания всех финских чертей сказала капитану «Данке».

Финн отхлебнул, пожалуй, раза в три больше, чем Джейн, конечно же не шелохнувшись, подошёл к своему сыну, стоявшему у штурвала, заменил его…

Джейн снова принялась бродить по палубе, пока старик опять не обратился к ней. «Спасибо, больше пить не буду», – подумала она, хотя, кстати, и чувствовала, что слегка согрелась.

Но финн хотел поделиться с ней какой-то новостью. Он повторял одно и то же слово на четырёх языках. Джейн поняла лишь на немецком – «лянд», да, впрочем, если бы и не поняла, то почувствовала его, как чувствует и морской щенок, и морской волк.

Они подошли к берегу.

Глава 2,

в которой Финляндия оказывается протяжённой, но не бесконечной страной, где водятся сказочные существа, а Лайонел добивается одностороннего компромисса с дядей Генри и подобия дружбы с тётей Лиз

Прав оказался Лайонел. Миссис Дэниэлс осталась в Освалдби-Холле, и это стало окончательно ясно после разговора Лайонела с мистером Стромли.

Дядя Генри не разговаривал с племянником почти неделю, с того самого дня, когда навестил его и на вопрос «Где Джейн?» получил короткий и отрицательный (если это возможно) ответ. Потом он все же заглянул к больному.

– Лайонел, – сказал он, строго глядя на мальчика, – мне почему-то кажется, ты знаешь, где находится твоя сестра. Как ты думаешь, почему?

– Мистер Стромли, – ответил Лайонел, поудобнее расположившись на подушке, – я не солгу вам, ответив: «Не знаю». Но, чтобы быть честным до конца, добавлю: я не считаю, что возвращение Джейн в Освалдби-Холл, пока вы находитесь здесь в вашем нынешнем статусе, в интересах сестры.

– Это возмутительно, мой мальчик! – сказал дядя Генри. Лайонел грустно взглянул на него, ясно давая понять, что для того, чтобы он сказал о сестре что-нибудь дополнительное, его придётся пытать самыми изысканными пытками.

– Жаль, – наконец сказал мистер Стромли. – А я надеялся, что мы сможем договориться…

– Договор – победа разума, – мудро ответил Лайонел. – Я буду рад договориться с вами, мистер Стромли. Только давайте договоримся, вперёд договора, что вы не обяжете меня отвечать на вопросы, на которые я не знаю ответа. Мне действительно неизвестно, где сейчас находится Джейн. А теперь я слушаю ваши условия.

Несколько секунд дядя Генри сурово глядел на него, выказывая готовность скорее задушить, чем договориться. Но продолжил:

– Хорошо, Лайонел. Вот мои условия. Ты не пишешь отцу об исчезновении Джейн. Ты сам должен понимать, что он не может вернуться по первому желанию, и мы не должны разбивать его сердце.

– У вас ещё есть условия?

– Да. Пока сэр Фрэнсис на войне, ты должен слушаться меня, как отца. Если я признаю тебя здоровым, чтобы вернуться в школу, ты вернёшься в школу. Если я считаю, что ты ещё нездоров, ты остаёшься дома. Ты выполняешь все мои приказы.

– Если вы намерены предложить мне чашку отравленного чая… – начал Лайонел.

Дядя Генри побагровел, но Лайонел продолжил, не дав ему сказать:

– …или поймать тарантула, или нащупать ядро в пушечном жерле, или проверить, какой зуб болит у льва, надеюсь, я имею право обдумать такое предложение.

После секундной паузы мистер Стромли расхохотался.

– Ты шутник, мой мальчик. Так ты принимаешь мои условия?

– Извините, мистер Стромли, но договор подразумевает взаимный обмен предварительными предложениями. Соглашаясь на ваши условия, я…

– Ты будешь читать письма сэра Фрэнсиса, – сказал дядя Генри, ожидая, не возмутится ли Лаойнел.