Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия
Шрифт:
– Это во-первых, – сказал Лайонел. – Во-вторых, миссис Дэниэлс остаётся в Освалдби-Холле. Простите, мистер Стромли, но это требование обсуждению не подлежит.
– Хорошо, – сказал дядя Генри после некоторой паузы.
– И ещё, – с улыбкой добавил Лайонел, – главное требование. Я хочу, чтобы мне по-прежнему приносили шоколад.
– Я согласен, – наконец сказал мистер Стромли. – Но запомни, мальчик, первая же твоя попытка нарушить условия соглашения, и ты будешь наказан, и очень жестоко. Я скорее запру тебя в подвале, чем позволю сбежать вслед за сестрой, а малейшее своеволие буду считать подготовкой к побегу. Ты понял?
– Да, – вздохнул Лайонел, –
Из дневника Джейн
«Сентябрь 1854 года. Бьернеборг
Итак, это первая запись в моем дневнике, сделанная в России. Так хочется верить, что все последующие записи будут сделаны в столь же комфортных условиях!
Я проспала целый день в полном смысле слова: уснула, когда за окном ещё стояла ночь, и проснулась, когда уже стемнело. От того, что я так провела день, мне чуть-чуть неловко, зато я чувствую себя очень бодрой.
Финны высадили нас не сразу. Они вошли в гавань, спустили маленькую шлюпку, и старик довольно быстро куда-то погрёб. Эти полчаса ожидания, хотя ветер чуть-чуть стих, показались мне особо холодными и тревожными. Именно сейчас мы должны были понять, что значили странные взгляды и улыбки капитана шхуны и не ждёт ли нас полиция на столь близком и желанном берегу. Но сами причалить мы не могли, поэтому просто ждали.
Потом вернулся капитан, и мы скоро пристали к пирсу, как я позже выяснила, не в центральной части порта. Мы наконец-то сошли на твёрдую землю, думая – по крайней мере я – про засаду на берегу.
Сыновья остались на шхуне, а капитан проводил нас до прибрежной таверны. Сэнди на прощание дал ему какие-то русские деньги, финн поблагодарил и сказал ещё пару фраз. Сэнди чуть не остолбенел, сухо попрощался с ним, а потом повернулся ко мне. На его лице было такое недоумение, что промолчать было бы невежливо.
– Он… он решил, что мы являемся британскими шпионами, и пожелал нам получить такой улов сведений, который нужен Адмиралтейству. Я понял, что не смогу его разубедить.
Я осторожно улыбнулась и заметила:
– Как было бы хорошо, если бы нас приняли за шпионов первый и последний раз.
Сэнди спорить не стал, и мы вошли в гостиницу.
Выяснилось, что капитан оказал нам ещё одну, очень важную услугу: на берегу он не только узнал, что в порту нет полиции, но и договорился с хозяином таверны. Видимо, он убедил его оказывать нам все спрошенные услуги, не докучая любопытством. Поэтому нам немедленно были предложены две комнатки на втором этаже, очень чистые и опрятные, особенно для портового заведения. Увидев белую простыню, я поняла, что моя палубная бессонница ничего не стоит и на самом деле я безумно хочу спать. Кстати, последний раз белую простыню я видела в Освалдби-Холле.
Мы уже приготовились уснуть, но тут выяснилось, что наступило утро, и жена хозяина предложила нам кофе с только что испечёнными булочками. Едва я почувствовала их запах, как сразу поняла, что совсем не хочу спать. На самом деле спать я, конечно, хотела, но не смогла
Оказалось, Сэнди думает точно так же. Мы выпили целый кофейник не очень крепкого, но горячего и сладкого кофе. Стыдно сказать, но в какую-то минуту я была уверена: если сейчас на пороге зала таверны появится даже дядя Генри, в сопровождении русских полицейских, я выскочу в окно, но сначала доем булочку. Или заберу её с собой.
Потом я опять поняла, что белая простыня ценнее только что испечённой булки, и медленно потянулась наверх. К счастью, в гостинице было только два этажа, не уверена, поднялась бы я на третий. У Сэнди хватило сил меня обогнать и галантно распахнуть дверь. Не помню, поблагодарила я его или нет…
Сейчас опять темно, зато можно уверенно сказать: я выспалась.
Разбудил меня Сэнди. Он встал раньше, успел прогуляться по городу и принёс одежду для меня. Я согласилась с ним, что во время войны его страны с Британией по России нежелательно путешествовать в форме британского мичмана, да и в одежде юнги с британского корабля тоже нежелательно.
Конечно, последовал трудный разговор: я пыталась понять, сколько стоили шинель и фуражка на меху, но мне не удалось ни выяснить это, ни, тем более, отдать деньги.
Потом мы стали обсуждать дальнейшее путешествие. По словам Саши, оно будет не быстрым. Как я поняла, чтобы передвигаться по России со сколько-нибудь приемлемой скоростью, нужно или воспользоваться императорской почтовой службой, путешествуя на казённых тройках, или иметь собственный хороший экипаж. К сожалению, такого экипажа у нас нет, а ближайшая почтовая станция находится в Або. Впрочем, будь она даже в Бьернеборге, воспользоваться ею было бы непредусмотрительно. Нам ничего не остаётся, кроме поездки на попутных повозках, да, если это удастся, нанимать повозки у местных жителей. Только так, по его словам, можно добраться до Санкт-Петербурга, существенно уменьшив шансы на неприятные встречи.
Сэнди сказал, что уже договорился с экипажем, который довезёт нас до небольшого городка, с красивым, но не запомнившимся названием. Там владелец повозки повернёт домой, а мы или найдём экипаж, который повезёт нас ночью, или заночуем в гостинице.
Конечно, мне-то хотелось бы ехать быстрее, но я не знала, что предложить, поэтому согласилась. Только заметила:
– Я давным-давно хотела побывать на континенте. Вот моя мечта сбылась, и я оказалась на самом-самом севере.
– Ничего, – улыбнулся Сэнди, – мы высадились на севере, но поедем на юг. Ведь мы направляемся в Крым, а он южнее, чем даже Южная Англия».
Из дневника Джейн
«Сентябрь 1854 года, Бьернеборг
Сегодня наше путешествие так и не началось.
Я проснулась от солнечного луча, подкравшегося к моей кровати. Секундная радость (кто из англичан не радуется, увидев солнце?) сменилась недоумением и обидой. Как я поняла, мы должны были выехать ещё затемно, но Сэнди меня так и не разбудил.