Дочь Клеопатры
Шрифт:
В атрии стихли смех и разговоры. Сенаторы в лучших тогах начали подходить к алтарю и прислушиваться.
— Ubi tu es Agrippa, ego Claudia [36] .
— Ubi tu es Claudia, ego Agrippa.
С этими словами полководец поднял вуаль невесты, и гости воскликнули:
— Feliciter! [37]
— Это все? — недоверчиво произнес мой брат. — А сколько было приготовлений…
Юлия
— Совершилось!
36
Где ты — Агриппа, я — Клавдия (лат.).
37
Здесь: Желаем счастья! (лат.).
Под звуки флейт мы прошли в триклиний, где кушетки были задрапированы шафранным овечьим руном — под цвет наряда невесты. Я наклонилась понюхать цветы на высоком свадебном пироге, и тут Ливия весело бросила:
— Скоро твой черед.
Я резко выпрямилась.
— Катулл! — обратилась она к седому мужчине, стоявшему по соседству. — Знакомьтесь: это царевна Селена.
Его черные слезящиеся глаза были словно подернуты пеленой, а руки тряслись от какой-то старческой хвори. Сенатор поставил свой кубок и улыбнулся.
— Очень приятно.
— Прелестная девчушка, вы согласны? Ее мать принесла четверых детей и, пожалуй, могла бы родить еще больше.
Катулл поднял брови.
— Скажите-ка, — продолжала Ливия, — это правда, что вы искали себе жену?
Кровь отхлынула от моего лица. Охваченная ужасом, я не могла ни отвернуться, ни уклониться от этой беседы.
— Да, — медленно кивнул старик.
— Тогда, может быть, вам бы следовало провести время с нашей Селеной.
Мое сердце бешено заколотилось в груди.
Катулл нахмурился и осторожно поинтересовался:
— Зачем?
— Ну, поболтайте для начала о том о сем, — предложила Ливия.
— Думаешь, ему есть о чем говорить с ребенком?
Еще ни разу в жизни я не была так рада увидеть Юбу.
— Благодарю за заботу, — торопливо сказал Катулл, — но меня, кажется, кое-кто ждет.
Проводив его взглядом, супруга Цезаря уставилась мне в глаза и прошипела:
— Ты никогда не вернешься в Египет.
— С чего ты взяла, что ей это нужно? — осведомился нумидиец.
Ливия жестоко рассмеялась.
— Знаю, и все. Она давно бы сбежала, если бы не надеялась, что мой муж отправит ее обратно в Александрию.
Октавия появилась рядом так же беззвучно, как перед этим — Юба.
— Ливия, — сладко проворковала она, — надеюсь, ты не срываешь злобу на бедной девочке. Не ее вина, что мой брат куда-то исчез с Терентиллой.
Та вздернула подбородок.
— Терентилла — всего лишь продажная актриса.
— Ушел же он от Скрибонии, — напомнила ей золовка.
— Потому что мне было что ему предложить.
— Что? — усмехнулась Октавия. — Имя? Думаешь, он еще в этом нуждается?
— Помню, в одном письме, — задумчиво начала Ливия, — Марк Антоний назвал вашего деда вольноотпущенным и продавцом веревок из Фурии. По-твоему, если бы не моя фамилия, сенаторы стали бы тихо сидеть — хотя бы сидеть! — на местах, наблюдая, как отпрыск веревочников диктует им законы?
Услышав эти слова, я наконец поняла, почему отец величал Октавиана Фурином.
Октавия лишь улыбнулась в ответ.
— Конечно. И когда это время наступит, будем надеяться, что друзей у тебя окажется больше, нежели врагов.
Тут из триклиния донесся радостный гул: жених и невеста впервые отпили вина из общего кубка. Между тем Юба снова куда-то исчез.
— Идем?
Октавия взяла меня под руку и отвела к столу, за которым Александр и Марцелл подшучивали над Юлией, обсуждая роскошество ее собственной будущей свадьбы.
Дочь Цезаря повернулась ко мне с улыбкой, но в моем сердце теперь уже не было места веселью.
Праздник продлился до утра. Наконец вернулся Октавиан и объявил, что новоиспеченному супругу пора отвести жену в ее новый дом. Сенаторы принялись распевать непристойные песни, заставляя Клавдию поминутно краснеть; факельщики с флейтистами возглавили шествие, а следом уже потянулись гости. На пороге виллы мой брат споткнулся и рухнул на лестницу.
— Александр! — воскликнула я.
— Что? — захихикал он.
Точно так же хихикали рядом Юлия и Марцелл.
— Да вы все пьяны! — укоризненно вырвалось у меня.
— Это же просто фалернское, — возразила дочь Цезаря.
Они с моим братом, усевшимся на ступеньках, переглянулись — и прыснули со смеху.
— Юлия, Марцелл, Александр, быстро домой! — прикрикнула Октавия.
Стоявшая поблизости Галлия неодобрительно покачала головой.
— Но ведь невеста еще не…
— Все равно! — перебила Марцелла мать. И, взглянув на меня, прибавила: — Можешь остаться.
Это было не предложение, а приказ.
Все трое неверным шагом двинулись в обратный путь. Напоследок брат обернулся и бросил на меня умоляющий взгляд.
— Ты единственная, у кого здесь остались мозги, — пробормотала Октавия.
Тем временем Клавдия, поднявшись по лестнице виллы, обмотала дверной косяк шерстью и помазала волчьим жиром, благословляя свой новый дом. Когда Агриппа поднял невесту на руки и перенес ее через порог, дюжины пьяных сенаторов тронулись вслед за ним, чтобы лично увидеть, как он положит Клавдию на постель и развяжет пояс.
Я бы охотно ушла, но тут развеселые выкрики перекрыл резкий голос Ливии:
— Что с вами, сенатор?