Дочь Клеопатры
Шрифт:
Я замерла.
— Какой еще ночи?
— Ну той, когда папа обыскивал спальню Марцелла, решив, что он — Красный Орел! Агриппа застал нас в съемной комнатке неподалеку от притона и даже ни словом отцу не обмолвился.
Что-то стеснило мне грудь, перекрыв дыхание.
— Значит, это с тобой он встречался, когда ускользал по ночам?
Юлия глупо хихикнула.
— Разве брат тебе не рассказал?
— Нет!
— Похоже, вам надо чаще общаться.
Вернувшись на Палатин, я ворвалась в комнату, напугав Александра с Луцием, повторяющих вместе какой-то урок.
— В чем дело? — спросил мой брат. — Что-то не то купила?
— Ты меня обманул!
Александр поровнее сел на кушетке и развернул
— Насчет чего?
— Почему не сказал, что Марцелл и Юлия тайно встречаются?
— Я сам только что узнал! Юлия проболталась пару недель назад…
— Недель? — взвизгнула я. — И когда же ты собирался меня просветить?
— Он выжидал подходящую минуту, — вмешался Луций.
Я сверкнула глазами.
— Ты тоже знал? Мой брат рассказал тебе, а с родной сестрой-близнецом даже не поделился?
— Зря ты все так воспринимаешь, — сказал Александр.
— А как я должна воспринимать?
Он перешел через комнату и закрыл дверь.
— Да, они встречались. Я знал: ты расстроишься, и не хотел тебя огорчать.
— Разумеется! — с жаром воскликнула я. — Лучше мне было услышать об этом на Форуме, во время покупок!
Тут меня вдруг осенило.
— Значит, Марцелл — не Красный Орел?
— Не торопись с выводами, — предостерег Александр. — Разве ты не заметила? С тех самых пор, как он уехал, в городе не появилось ни одного воззвания.
Я скрестила руки на груди.
— А может, мятежнику просто хватило ума подставить его?
— Прости, Селена, — тихо промолвил брат.
— Интересно, и долго они…
— Всего лишь несколько месяцев перед походом, — заверил меня Александр. — До этого он бывал у продажных девиц.
У меня вырвался стон.
— Ну да, все так делают.
— Ты тоже? — ахнула я.
— Еще чего не хватало! — Он беспокойно поежился. — Хочу сказать, все прочие.
Я села, закрыла глаза и мечтала лишь об одном: никогда больше не открывать их, чтобы не видеть ни Александра, ни Луция, ни прекрасное лицо Марцелла, когда он вернется и станет шептать что-то на ухо Юлии.
Кто-то мягко опустился на поручень моего кресла. Я посмотрела. Это был Луций.
— Может, пойдешь с нами в одеон? [43] — предложил юноша.
— И правда, — сказал мой брат. — Ты там никогда не бываешь. А еще говоришь, будто любишь поэзию.
С тех пор как сын Витрувия переселился к нам, они с Александром часто ходили по местным одеонам. В этих маленьких крытых театрах постоянно проводили состязания музыкантов или поэтические чтения. После отъезда Марцелла брат бывал там даже чаще, чем в цирке.
43
Одеон — помещение для музыкальных состязаний в Древней Греции и Древнем Риме.
— Давай же, — взмолился он. — На Марсовом поле есть один маленький театрик, тебе непременно понравится!
— Может, даже почерпнешь вдохновение, — вставил Луций.
— Будет сам Овидий, — загадочно пообещал Александр.
— А кто это?
Юноши переглянулись.
— Всего лишь величайший римский поэт! — воскликнул отпрыск Витрувия. — Идем же!
И я позволила оттащить себя за руку к Марсову полю, в небольшое уютное здание из камня, с аркой, увитой плющом, и довольно прелестной мозаикой. По случаю приближения сатурналий над головами зрителей трепетал широкий полог цвета плодородной зелени и шафрана, заодно защищавший от хмурой декабрьской измороси. Двое преторианцев заняли место за нашими спинами. Александр принялся объяснять мне происходящее.
— Сегодня день поэзии, — сообщил он. — Видишь румяного юношу, который ждет очереди взойти на сцену? Это и есть Овидий.
— Сколько
— Шестнадцать.
— И семья разрешает ему выступать?
— Не каждый отец отказывается признавать величие литературы, — вздохнул Луций.
— А что же Гораций с Вергилием? — поинтересовалась я.
Брат сморщил нос.
— Эти куплены Августом. Пишут лишь про политику. Овидия привлекает настоящая жизнь.
Я недоуменно нахмурилась, и Луций счел нужным пояснить:
— Любовь. И страдания, которые она причиняет.
Тогда я скрестила руки.
— Думаете, самое время мне слушать о чьих-то любовных терзаниях?
— Ш-ш-ш, — сказал Александр. — Просто послушай.
Овидий поднялся на сцену, и все благоговейно притихли. Мне вспомнилось совершенно иное настроение в пышном театре Октавиана, где зрители поднимались с мест и бросали в актеров финики, выкрикивая: «Медведя сюда!» Здешняя публика состояла в основном из молодых людей, но попадалось и несколько женщин, пришедших сюда с друзьями. Они тыкали пальцами и улыбались, но стоило поэту заговорить, как настала полная тишина.
— «Разочарование»! — объявил он.
Кое-кто захихикал.
— Что тут смешного? — тихо спросила я.
— До сих пор он писал об одних лишь победах, — ответил брат.
И Овидий начал читать:
Разве уродка она или, скажем, толстуха? Иль не была моей грезою столько ночей? Что же, сжимая красавицу, я обессилел, Делавшись грузом постылым на ложе любви? Как я желал, как она отвечала желаньям! Чресла же не откликались на зов, хоть умри. Зря обвивали мне шею ее белоснежные руки (Кости слоновой белее иль горных вершин в облаках), Не помогли поцелуи, пылавшие страстью, Ни язычок шаловливый, порхавший по коже моей. Бедра лилейные льнули к бедру бесполезно, Ласковый шепот напрасно струился из уст. Зря величала меня повелителем сердца, Зря добавляла все то, от чего закипит и скала. Будто бы ядом обмазан, лежал я в постели. Члены не слушались, все охладело во мне. Идол, доска, бесполезный довесок случайный, Мог бы я с тем же успехом растаять, как тень. Ну а случись мне дожить до почтенных седин, что же будет, Если уже и сейчас юность не служит себе?Публика оглушительно хохотала, а он продолжал:
Стыдно! Мужчина, притом молодой, — ну и что же? С нею я был не мужчиной и не молодым. С ложа она поднялась, точно дева-весталка, Или сестра, что дремала с братишкой родным. Помню, не так уж давно белокурую Хлиду Дважды сумел ублажить, а Пито — три раза подряд, Либу — три раза, не думая о передышке. Ну а Коринна и вовсе за краткую ночь Девять настойчивых просьб прошептала на ухо — Все я исполнил! Быть может, опоен травой Иль фессалийскими ядами, сник я сегодня? Может, на воске пурпурном чертила мой знак Злая колдунья и в печень иголки вонзала?