Дочь лорда
Шрифт:
— Да. Я понимаю. Это — политика.
— Это — мерзость и грязь, прах побери этот мир! — дядя Ив грохнул бокалом о стену.
Алое на каштановом почти незаметно. Зато ручей на ковре стал шире. Как темнеющая кровь…
…Лиар, бегство по ставшему кошмаром родному дому, папин кабинет, догорающие свечи…
Лужицы крови… то есть вина. И слабо мерцают в отблесках камина хрустальные осколки. Старинный мидантийский хрусталь не привык к такому обращению.
Свечи,
За окном. На улице. Везде.
— Карлотте нужно было выиграть время. — Ив Кридель взял себя в руки.
Теперь и он смотрит, не отрываясь, на винные разливы на ковре. Не засыхают. Кровь сохнет быстрее. Кабинет папы тоже был в коричневых тонах. Оттенка горячего кемета, а не каштана, — вот и вся разница.
— И для этого она решила разменять фигуры «смертников».
— Нас, — девушка подавила тяжелый вздох, и в груди стало нестерпимо больно. Нечем дышать. — Мама всегда была хорошим игроком…
В детстве Ирия никогда не могла у нее выиграть. А когда подросла — проиграла сначала Ревинтеру, потом — Полине.
— Даже в юности Карлотте не было равных. Лучше играл только Ральф Тенмар, — дядя Ив по-прежнему не сводит взгляда с озерца на ковре. Точнее — уже болотца.
Скоро высохнет, следов не останется. Их часто не остается.
Возможно, Карлотта Гарвиак любила первого ребенка. Прежде чем окончательно решила, что привязанность — это слабость.
«И не смей меня жалеть!..»
— Твой отец, Леон, не стал ее спасать из монастыря. И я не могу его за это судить.
Ирия тоже уже не могла. Вот только вместо кобры лорд Таррент притащил в дом другую змею — подколодную. Ужалившую его насмерть.
И больше нет бокала, чтобы разбить об пол! Или раздавить в руках…
— Прости, Леон, но монастырь — единственное приемлемое место для твоих матери и сестры.
3
Что? Что он сказал? Что он такое говорит?!
— Какую из моих сестер вы имеете в виду? — Это ее голос звучит так холодно? И ни капли не дрожит от боли? — Эйду или Ирию?
— Мальчик мой, за кого ты меня принимаешь? Естественно, ты не должен позволять, чтобы Эйда угодила в приют для несчастных молельщиц. Бедная девочка ни в чём не виновата!
Да, дядя Ив — порядочный человек. Невинные не должны страдать. Только преступники. Или не сумевшие доказать, что не преступники.
— Я вас понял. Вы говорили об Ирии.
А еще понимает, что всё еще числится здесь в живых.
— Прости, мой мальчик, что напоминаю об этом. — Ив Кридель, протянув руку, крепко сжал запястье племянника. — Но убийца твоего отца не должна уйти от возмездия лишь потому, что она — твоя сестра.
И не уйдет. Лишь потому, что он —
И как обрадовался бы настоящий Леон — услышь он сейчас дядю Ива!
— Я должен сказать вам правду, — девушка твердо взглянула в дядины карие глаза. Теплые. Как оказалось — обманчиво. — Я не верю в виновность сестры. Я уверен, что Ирия не могла этого сделать!
— Леон, Леон, — дядя Ив покачал наполовину седой головой. — Я много слышал о твоей сестре. Это ведь она едва не убила того негодяя, Ревинтера-младшего?
— Она…
Жаль, что лишь «едва»!
— Леон, я не хочу тебя пугать. Но из всех детей Карлотты Ирия — больше всех на нее похожа. И всё, на что способна мать, может совершить и Ирия.
Молчи. Не шевелись. Это не тебя только что назвали потомственной убийцей и предательницей! Ты сейчас — Леон Таррент, а его никто не оскорблял.
— Потому что хотела убить подонка и негодяя?! — Всё-таки она почти кричит, так нельзя! Надо успокоиться. Сейчас же! — Если Ирия смогла дать в морду злейшему врагу и убийце, то, выходит — способна и отца родного зарезать?!
— Леон, ты, возможно, не всё знаешь. Когда твоих мать и сестер окружили в аббатстве, Ирия пыталась убить и себя, и Эйду!
— Это — лучше, чем достаться солдатам!..
— Леон, поверь — человек, готовый пролить родственную кровь, сможет это сделать снова и снова. А ваш отец… У Ирии были причины считать его врагом.
…Закатная Башня. Дочь с кинжалом в руках — против собственного отца.
Застыл на пороге ужаснувшийся камердинер…
Смогла бы она тогда?! Это сейчас легко говорить, что «ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах».
…Бледнее мела лицо Эйды. Ветер жестокой ранней весны рвется из распахнутого окна. В мертвой хватке застыли пальцы. Теплая рукоять кинжала, сталь у горла родной сестры…
Смогла бы?
…Мрачный коридор древнего родового замка. Два силуэта в отсветах факелов. Мужская тень со шпагой, женская — с кинжалом.
— Разыграем жизнь сестренки, Леон?..
…Серая, насквозь промерзшая келья. И опять — два врага в дикой схватке за жизнь. Мать и дочь…
Дядя Ив прав. Из всей семьи Ирия еще не пыталась лишить жизни только Иден и Чарли. Но отца всё-таки убила не она!
— Ирия — не убийца. Я докажу, что она никого не убивала. Я найду настоящего убийцу.
— Если тебе это удастся, Леон, я первым пожму тебе руку. Как бы я хотел ошибаться насчет крови Карлотты!.. О чём я говорю — прости меня, мальчик! Ведь в тебе тоже течет ее кровь, а ты — чист и благороден.