Дочь мэра
Шрифт:
— Это злобно-любящий кусь. Есть еще есть просто любящий, но это позже. Ты пока не заслужила!
Яна привстает и уже серьезно рассматривает букет белых пионов. Это пиздец, товарищи. Я уверен на все сто процентов, что она точно видит его впервые. Не могу же я так ошибаться в людях? В самом деле?
— Впервые вижу, я ложилась спать и этого не было.
— Правильно, это тебе Мишаня притарабанил их сюда, думая, что они от меня. Свой пацан в доску! А потом позвонил мне, раздолбал маленько. Оказалось, что не за что, потому что точно не тут собака порылась. А
Опускаюсь на малышку всем телом и наглым образом целую шею, спускаюсь ниже в ожидании ответа. Его, разумеется, нет, только хриплое дыхание щекочет мне ухо. Хочу слышать, как она стонет. И чтобы с чувством, с толком и расстановкой.
— Богдан, — маленькие ладошки упираются мне в грудь, но осторожно, точно маневрируя между ранеными местами так, чтобы не причинить вред.
И вообще. Где мои перевязки? Я думал, что меня Яночка лечить будет. А оказалось, что показалось. Оказалось, что пердоль в поликлинику, друг мой сердечный.
— Что? Я компенсирую убытки.
— Какие? — вертится подо мной, находя наиболее удачную для Младшенького позицию, а я и рад.
— Такие. Нехватку ласки, любви и нежности. Меня обделили, теперь я дорвался до банки с медом и намерен сожрать все. Просто все! — вглядываюсь в прекрасные глаза своей девочки и ощущаю, как давление лупасит мне по затылку. Нехило так лупасит.
С разбегу.
Наклоняюсь и целую, развязно, пошло и именно так, как мне хочется. Чтобы без компромиссов и всяких там целомудренностей. Подхватив аккуратные ножки, приподнимаю их так, чтобы они сомкнулись у меня на спине. От этого виража в позе мозг клинит, а сердце давно сбоит.
Если так только на этапе прелюдий, то дальше меня порвет в лоскуты. Я вибрирую от предвкушения, а во рту собирается слюна. Совсем как она собирается, если смотреть на жареный бифштекс на голодный желудок.
Возбужденная грудь трется о мою, создавая еще больше тока. Он постоянный, этот ток. И такой силы, что может шарахнуть насмерть.
Рваный вздох пронзает пространство между нами, я зубами стягиваю через голову тонкую майку и сразу вижу девочек, на которых у меня стоит двадцать четыре на семь. Спелые горошинки на молочной груди будут теперь перед моими глазами вечно.
Охамев вкрай, наклоняюсь и втягиваю в рот сначала один, играясь вторым, а затем второй, пальцами перебирая первый.
Мне наблюдать за Облачком в тот момент дается с трудом, просто внимание все расфокусировано, и в то же время локализировано. Везде и всюду. Она запрокидывает голову и тяжело дышит, притягивая меня ногами ближе к себе. Куда уж ближе.
Мы можем начать прямо так. В доме ее родителей. В доме мэра, который точно меня пристрелит за то, что увидит сейчас. А потом меня еще и кастрируют, я думаю. Без этого никак. Младшенький, мы вместе были двадцать пять лет, нам расставаться нельзя. Я ж тебя вырастил, выкормил, выпоил…
Ну зато я перед смертью наслажусь манящим телом.
Глава 37
Бодя
Мне ведь сейчас должно быть стыдно или хотя бы немного не по себе, но я только скукоживаюсь от натянутых мышц и замираю, не вдыхая до конца спертый между нами воздух. В игривых глазах парня гуляют бесенята, толкающие на самые-самые жаркие поступки.
Я точно знаю, что мне совершенно нестрашно, и почему-то очень спокойно, будто бы и стыдиться нечего. И правда ведь нечего.
Особенно если так сильно стучит сердце, стоит Богдану просто коснуться губами щеки. Провести по ней невесомо, нежно, будоража кожу, вспарывая нервные окончания. Теперь они пульсируют сильнее, толкая меня в невесомость. Там единственная возможность быть на плаву — держаться за Бодю, проводить пальцами по бугрящимся мускулам.
— Облачко, я сейчас вообще очень сильно хочу тебя. Как и всегда в общем-то, но вот прямо сейчас сильно, — качаясь на руках, шепчет он мне в губы. Гулящие касания к ним схожи на удары током.
— Я тоже, — шепчу в ответ, всматриваясь в потемневшие глаза Богдана. Они у него просто бездна, в ней только тонуть и получается.
Наверное, мои слова имеют эффект разорвавшейся бомбы, вот почему мой самый главный спецназовец смеется как ребенок и бодается носом, а затем полностью ложится на меня. Я охаю, в полной мере ощущая все.
Абсолютно все. Мне теперь даже догадываться не стоит.
Бодя берет мою руку и кладет на свой член.
— Ну теперь знакомьтесь. Облачко — это Младшенький. Младшенький — это Облачко.
Пальцы ударяются о твердую плоть, и я задерживаю дыхание, пока Богдан сжимает мою руку своей и запрокидывает голову, издав нечто нечленораздельное.
Я уже видела, что там все у Богдана как надо. По крайней мере он точно больше среднестатистического, если по учебникам судить.
Пульс настолько сильно шандарахает, что я не слышу ничего вокруг. Реальность сужается до того, что происходит сейчас между нами.
Дернувшись бедрами, Бодя проезжается членом вперед и назад, а затем останавливается и отсутствующим взглядом смотрит на мою высоко вздымающуюся грудь. Фейерверк эмоций накрывает. Молниеносно, грубо и ослепляюще.
Я вообще забываю обо всем в тот самый миг, когда парень поднимает мою майку и выдыхает горячий воздух на уже возбужденную грудь. Россыпь мелких поцелуев распадается по коже, вынуждая прогнуться в пояснице и запрокинуть голову, притягивая темную макушку ближе.
Он поднимается выше и с каждой секундой давление в груди становится невыносимее. Дышать нечем, все нервные окончания обострены и максимально напряжены.
Господи. Он так целует, будто бы касается к душе. Голова становится ватной, тяжелой, все мысль в ней — вязкими, неподъемными. А вскоре и вообще отсутствуют.