Дочь моего друга
Шрифт:
— Мне стоит воспринимать это как комплимент?
— Определенно, стоит.
Его ладонь ложится мне на талию, и тело реагирует моментально, посылая волны мурашек к предплечьям. А я задаюсь очередным вопросом: это дань этикету или же Андрей действительно меня обнимает? Мне, конечно, хочется верить во второе.
— Вы бронировали стол? — красавица-администратор раздвигает губы в приветливой улыбке и в ожидании смотрит на Андрея.
Меня устраивает моя внешность, но сейчас, глядя на нее, не могу не думать о том, что она в его вкусе. Брюнетка с роскошной копной волос и соблазнительными
— Да, — Андрей, едва взглянув на нее, кивает и берет меня под локоть. — Смолин Андрей Вячеславович.
— Я вас проведу, — администратор по-прежнему улыбается, но отчего-то мне кажется, что ее улыбка стала на два тона тусклее.
Андрей ведет меня по залу, обнимая за талию, а я наслаждаюсь каждым пройденным шагом: оттого, что он так близко; что его ладонь не просто покоится на мне — она крепко держит, и что взгляды с соседних столов в нашу сторону его совсем не беспокоят.
Андрей отодвигает для меня стул и, подозвав официанта, терпеливо ждет, пока я изучу меню. Я слишком взволнована, чтобы думать о еде, но все же заказываю салат и второе. Мой спутник явно здесь не впервые, потому что свои предпочтения озвучивает с ходу.
Официант уходит, оставляя нас вдвоем, и я судорожно начинаю перебирать в голове темы для разговора. Было куда проще общаться с ним до этой ночи. Тогда между нами были шесть месяцев неизвестности, а на мне — броня неприступности. Сейчас таких бонусов у меня нет, и я чувствую себя уязвимой.
Я уже собираюсь спросить о его выступлении, когда Андрей сам нарушает повисшее молчание.
— Я не умею говорить комплименты, Ян, — темные глаза смотрят на меня в упор, и он слегка подается вперед.
Я замираю в ожидании продолжения, но Андрей молчит.
— Мы же выяснили, что умеешь. Там, в вестибюле.
— Вряд ли ты ждала именно этого.
— Я вообще ничего не ждала.
— Я считаю тебя очень красивой. Но вряд ли ты будешь слышать это от меня часто. До принца из сказки я все же не дотяну.
В горло словно насыпали песка: в нем становится сухо, и разлепить губы стоит больших усилий. Это не первый раз, когда я слышу эти слова в свой адрес, но никогда они не имели для меня такого значения, как сейчас. Потому что их говорит он.
— У меня хорошая память, — я улыбаюсь, но не уверена, что получается естественно, потому что приходится сражаться с наплывом эмоций. Неужели это оно? Неужели все не просто так? — Постараюсь это запомнить. И первое, и второе.
— Хорошо. Потому что тебе, возможно, часто придется себе об этом напоминать.
— Звучит как угроза. Мне нужно начинать бояться?
Андрей морщится, словно ему неприятно, и качает головой.
— Не надо вот этого, Ян.
— Чего?
— Веселости твоей этой и фальшивой улыбки. Ты же видишь, что я сделать пытаюсь. Может, хреново выходит, но как могу.
Ворот платья неожиданно становится мне тесен, и бой сердца походит на удары молота по наковальне — металлический, прокалывающий нервы.
— Нет, я не вижу, — в носу щиплет, а пальцы начинают предательски подрагивать, и мне приходится спрятать их под
Официант, появившийся с подносом, склоняется над столом, скрывая лицо Андрея от меня, и сквозь журчание воды, льющейся в бокалы, я отчетливо слышу:
— Все ты видишь. Сдаюсь я тебе, девочка Яна.
Не показалось. Мне не показалось.
***
Андрей
Из ресторана мы выходим через два часа. С едой расправились за час, а остальное время пили кофе и разговаривали. Вернее, разговаривала Яна, а я по большей части слушал. Говорила она обо всем подряд: о продолжительной турбулентности при перелете в Мексику, о занятиях танцами, о том, как встретила на Красной площади Уилла Смита и сфотографировалась с ним, и о том, как ее подругу однажды не пустили в мой клуб, потому что не поверили, что ей есть восемнадцать. Обычно пустые разговоры для меня утомительны — когда по восемь часов проводишь с телефонной трубкой, слушать людей хочется только по делу. Но с ней не так. Слишком она живая и заразительная: щеки порозовели, голубые глаза сияют, и смеется она много и без повода. Сейчас она настоящая — не Яна-кремень, а просто девчонка, которую жизнь не разочаровала настолько, чтобы уметь прятать эмоции, когда ей хорошо. Часть того, что она говорит, проходит мимо, потому что я увлекаюсь разглядыванием. Наверное, впервые, не считая постели, вижу ее без маски. Сейчас передо мной обычная двадцатичетырехлетняя девушка, которых я всегда сторонился. Но именно на ней залип так, что не могу оторвать глаз и испытываю почти мальчишеский азарт оттого, что сегодня снова займусь с ней сексом.
— Ты, наверное, хочешь вернуться в отель? — Яна переминается с ноги на ногу, в глазах роятся вопросы.
— Нет. У меня встреча с другом назначена в баре, тоже у Серганова.
— Да, да, конечно, понимаю, — Яна начинает улыбаться и тут же, словно опомнившись, делает серьезное лицо. — Нет, правда, ты не подумай, что я обижаюсь. Я найду, чем себя занять.
Проблема как раз в обратном. Я не хочу, чтобы она искала, чем себя занять.
Я достаю из кармана телефон и набираю Сереге. Уверен, что он не станет возражать.
— Не будешь против, если планы переиграем и встретимся у тебя дома?
— Да без проблем. Что-то случилось?
— Я буду не один, — смотрю на вспыхнувшее лицо Яны. — С девушкой.
— Удивил. Я ее знаю?
— Яна. Галич.
При звуке ее имени повисает пауза. Я примерно представляю, какие мысли сейчас крутятся в голове у Молотова, но точно не ему меня осуждать. Единственный мой судья — это совесть, а с ней конфликт у меня уже решен.
— Конечно, приезжайте. Будем рады.
Сбросив вызов, я смотрю на Яну. Она выглядит взволнованной, зрачки расширены, нижняя губа закушена.
— Нас ждут. Жена Сергея — твоя ровесница. У них сын пару месяцев назад родился — по этому поводу собираются.
— Мальчик? — нерешительность постепенно пропадает с лица Яны, и ее глаза загораются. — Ты уже им что-то дарил?
Я не дарил. Даже не думал об этом, потому как уверен, что у Матвея Сергеевича есть все, что нужно, лет на триста вперед.
— Последний раз я покупал детскую игрушку много лет назад.