Дочь Нефертити

Семенова Татьяна П.

– Я валюсь с ног, – сказала Аня. – Единственное, чего мне сейчас хочется – это рухнуть на постель и спать. Эта погребальная церемония просто доконала меня. Я словно до сих пор слышу рыдания и стенания плакальщиц.

– Придётся ещё немножко потерпеть, – напомнил Ваня. – Самое трудное – впереди. Сейчас за нами придёт Уна и отведёт к владычице. Надеюсь, Анхесенамон не передумала, – он обернулся к Саше и, увидев, как тот копается в корзине, с удивлением спросил: – Зачем ты всё вытащил?

– Проверяю комплектность. В этой суматохе

у нас могли украсть что угодно.

– Например, «Фаэтон», – мрачно пошутил Ваня. – Давай посмотрим, что там ещё есть. Так, наша московская одежда… Придётся снова напяливать. Говоря откровенно, я уже привык к набедренной повязке и платью на бретельках. Украшения всякие тоже мне нравятся… Слушай, и для чего вообще люди придумали брюки?

– Для тепла, – сказал Саша первое, что пришло в голову.

Сейчас ему не хотелось вступать с Ваней в пустые дебаты. Ане – тем более, у неё просто не было сил. Заглянув в корзину, девушка лишь ухватила за край аккуратно сложенную верёвочную лестницу, натянула ступеньку, испытывая на прочность, и бросила назад.

– Всё-таки молодец Джедхор! – заметила она. – В этой суете мы с вами чуть не забыли самое главное.

– Да уж, – проговорил Саша. – Ты хоть спасибо сказала?

– Я – да, двумя словами, которые помню, – похвасталась Аня, – но лучше будет, чтобы ты нормально поблагодарил и Джедхора, и Апуи.

– Успеем, – отозвался Саша немного рассеянно, потом повернулся к Ване: – Что ты там ещё тащишь? Давай уже укладывать корзину.

– Смотри, какие шикарные нагрудные ожерелья! Это нам подарила Анхесенамон.

Ваня всякий раз произносил имя владычицы, как будто читал стихи со сцены, смакуя каждый звук необычного слова.

– Побрякушки хороши, – сказал Саша. – Но что мы будем делать с ними в Москве?

– Ты еще не понял? – спросила Аня, хитро покосившись на Ивана. – Оболенский спрячет их у себя под подушкой и будет перед сном целовать.

Ваня плотно сжал губы и прищурился.

– Нет, – проговорил он жестко. – Я их продам антикварам. А на вырученные деньги куплю два «мерседеса». Один себе, а второй – Анюте, чтоб у нее характер стал помягче.

– Слушайте, – улыбнулся Саша, – да вам хоть по миллиону долларов дай каждому, вы всё равно ругаться не перестанете. О чём вы говорите?! Это же такие артефакты! Египтологи все с ума сойдут: украшения второго тысячелетия до нашей эры и… абсолютно новенькие!

– Да никто не поверит, что они настоящие, – сказал Ваня. – Проще какому-нибудь подпольному ювелиру отнести. А то ученые и впрямь могут рассудком помутиться.

– Погодите, – встряла Аня. – Почему никто не поверит? А углеродный анализ?

– Вот чудачка! – сказал Саша. – Во-первых, углеродный анализ абсолютно неактуален для изделий из золота и камня. А во-вторых, мне вдруг пришло в голову, даже если использовать другие изотопные методы, подумайте сами: мы же перемещаем эти предметы из прошлого мгновенно, значит,

никакие радиоактивные элементы не успеют в них распасться. И любая экспертиза покажет, что это – лишь современная подделка высочайшего класса. Так что Ваня прав, реализовать их можно только на черном рынке. Ни в музей, ни в академию наук не возьмут.

– А ты так страдаешь от этого? – удивился Ваня. – Тоже мне, меценат! Музеям решил помочь… Тут и думать нечего. Насчет продаж я пошутил, конечно. Кончится это либо ударом по голове где-нибудь в подъезде, либо элементарным арестом. Лично я все эти штуки оставляю себе на память. А вот через несколько лет, когда такие путешествия во времени станут обычным делом… ну, как поездка в Турцию на неделю, тогда обязательно введут закон о реституции культурных ценностей, похищенных в прошлом. И всё встанет на своё место.

– Ну, ты фантазёр! – восхитилась Аня ходом его мыслей. – Но вообще, Вань, я с тобой полностью согласна. А ты, Саш, с учёными и музеями погорячился, конечно. Твоя «правильность» иногда просто бесит. В конце концов, чего такого мы везём в двадцать первый век? Вот если б ты притащил на себе библиотеку Ивана Грозного, или Янтарную комнату, или шлем воина из Атлантиды – тогда бы можно было говорить об артефакте, об интересе для науки. А так… – и она усмехнулась.

– Знаешь что, Ветров, – решил еще добавить Ваня. – соблюдать все законы – дело, вестимо, благородное, но советую не забывать золотого правила: если нельзя, но очень хочется, то можно. Не будь таким занудой, Сашка! Кстати, мы же не взяли ничего чужого! Это всё – подарки. А дарёное не дарят. Даже музеям. Верно?

Саша почесал в затылке.

– Ну, братцы, совсем вы меня заклевали. Конечно, оставим ожерелья себе на память, – вздохнул он, – но я уже о другом думаю: помните, из какой ситуации мы стартовали? Эх, не пришлось бы нам этими ожерельями во врагов кидаться, как в фильме «Иван Васильевич меняет профессию»!..

– Ой, нет, нет! – замахал руками Ваня. – Только не об этом! Не порть нам настроения.

– А когда об этом? – угрюмо спросил Саша. – В Москве уже некогда будет.

– Завтра, – сказал Ваня уверенно. – Знаете, как сказал однажды Уинстон Черчилль: «Если вы стоите, но есть возможность сесть – сядьте. Если вы сидите, но можно лечь – ложитесь».

– Отличная идея! – согласилась Аня. – Прилечь давно пора, а вы всё треплетесь.

И она первая подала пример.

– Завидую змее, – философски заметил Ваня, тоже улёгшись и вытянув гудящие от долгой ходьбы ноги. – Эта тварь, даже когда двигается, всё равно лежит.

– В армию пошёл бы, – буркнул Саша, – там этому учат. Перемещение по-пластунски называется. Масса удовольствия. Особенно, я так думаю, поздней осенью и по болоту.

– Ребят, вы поспать дадите, или так и будете бубнить до прихода Уны? – взмолилась Аня. – Мало мне того, что здесь какие-то подушки кривые?